Погребённый великан

Глава 17

Они приехали верхом в разгар грозы, когда я прятался под соснами. Не лучшая погода для столь пожилой четы и клячи, с виду уставшей не меньше седоков. Неужели старик испугался, что сердце коня не выдержит лишнего шага? Зачем же ещё останавливаться в грязи в двадцати шагах от ближайшего дерева? Но вот лошадь терпеливо стоит под дождём, а старик вынимает спутницу из седла. Интересно, получилось ли бы у них справиться с этим ещё медленнее, будь они фигурами на картине?

— Идите сюда, друзья мои, — зову я. — Поспешите в укрытие.

Ни один из них меня не слышит. Из-за глухого шума дождя или это возраст запечатал им уши? Я зову снова, и вот старик оглядывается вокруг и наконец-то меня замечает. В конце концов его спутница соскальзывает ему на руки, и, несмотря на то что она худа, как воробушек, заметно, что у него едва хватает сил её удержать. Поэтому я выхожу из-под соснового укрытия и шлёпаю по мокрой траве, и старик встревоженно оборачивается. Но принимает мою помощь, потому что разве не собирался он вот только что осесть на землю вместе с женой, обхватившей его за шею? Я забираю у него ношу и спешу обратно под деревья, не чувствуя никакой тяжести. Старик пыхтит следом. Наверное, боится за жену в руках незнакомца. Поэтому я осторожно опускаю её вниз, в доказательство того, что настроен по-дружески. Я прислоняю женщину головой к мягкой коре, теперь она надёжно защищена от дождя, даже если иногда рядом и падает пара капель.

Старик садится рядом на корточки, бормоча слова ободрения, и я отхожу прочь, чтобы не мешать им. Я снова стою на старом месте, где деревья встречаются с открытым простором, и смотрю, как по вересковым пустошам хлещет дождь. Кто станет винить меня в том, что я спрятался от дождя? Я легко нагоню потерянное время, когда отправлюсь в путь, тем легче пройдут предстоящие мне недели бесконечной каторги. Я слышу, как они переговариваются у меня за спиной, но что с этим поделать? Выйти под дождь, чтобы не слышать их бормотания?

— Ты бредишь от лихорадки, принцесса.

— Нет-нет, Аксель, — возражает она. — Мне вспоминается что-то ещё. Как же мы могли забыть? Наш сын живёт на острове. На острове, который видно из укромной бухты, и она сейчас совсем близко.

— Как такое возможно, принцесса?

— Разве ты не слышишь, Аксель? Я слышу даже сейчас. Разве это не море шумит поблизости?

— Это просто дождь, принцесса. А может, река.

— Мы забыли об этом, Аксель, хмарь нас дурманила, но сейчас воспоминания возвращаются. Неподалёку отсюда есть остров, и сын ждёт нас там. Аксель, разве ты не слышишь море?

— Ты бредишь от лихорадки, принцесса. Мы скоро найдём пристанище, и ты поправишься.

— Спроси у этого незнакомца, Аксель. Он знает этот край лучше нас. Спроси, есть ли здесь рядом бухта.

— Он всего лишь добрый человек, который пришёл нам на помощь, принцесса. Откуда у него познания о таких вещах?

— Спроси его, Аксель. Что в этом плохого?

Хранить молчание? Что мне делать? Я поворачиваюсь и говорю:

— Добрая госпожа права, сэр. — Старик вздрагивает, и в глазах у него страх. Часть меня хочет снова умолкнуть, отвернуться и смотреть на старую лошадь, неподвижно стоящую под дождём. Но, сказав раз, нужно говорить и два. Я указываю в сторону от того места, где они жмутся друг к другу:

— Вон там, между деревьями, есть тропинка, которая ведёт в бухту, именно такую, о которой говорит госпожа. Она почти сплошь покрыта галькой, но во время отлива, как сейчас, камни уступают место песку. И всё, как вы сказали, добрая госпожа. Недалеко в море есть остров.

Они молча смотрят на меня, она — устало-счастливая, он — с нарастающим страхом. Скажут ли они что-нибудь? Или мне нужно продолжить?

— Я наблюдал за небом. Дождь скоро кончится, и вечер будет ясным. Так что, если вы хотите, чтобы я переправил вас на остров, буду рад это сделать.

— Что я тебе говорила, Аксель?

— Значит, сэр, вы лодочник? — мрачно спрашивает старик. — Но тогда не может ли быть так, чтобы мы с вами уже встречались?

— Лодочник, верно. Встречались ли мы раньше, припомнить не могу, потому что мне приходится перевозить слишком много народу, каждый день по многу часов.

Старик, похоже, напуган окончательно, и, скрючившись рядом с женой, прижимает её к себе. Я решаю сменить тему:

— Ваш конь так и стоит под дождём. А ведь он не привязан, и ничто не мешает ему укрыться под деревьями.

— Это старый боевой конь, сэр, — тут же отвечает старик, радуясь, что больше не надо говорить о бухте. — Он держит порядок, хоть и остался без хозяина. Когда придёт время, нам нужно будет о нём позаботиться, как и было обещано его храброму хозяину. Но сейчас я беспокоюсь только о своей дорогой жене. Вы не знаете, сэр, где мы сможем найти кров и очаг, чтобы её согреть?

Я не могу лгать, и долг есть долг.

— Кстати, в той самой бухте есть небольшое пристанище. Я сам его построил, это просто навес из веток и тряпок. Рядом с ним ещё час назад тлел костёр, и его можно будет снова раздуть.

Старик колеблется, внимательно вглядываясь мне в лицо. Глаза старухи закрыты, и голова её покоится у него на плече.