Погребённый великан

Спутники пошли по тоннелю: сэр Гавейн впереди, потом Аксель со свечой, Беатриса, державшая его за руку, и Эдвин, замыкавший шествие. Они не могли идти иначе как гуськом, потому что проход оставался узким, а потолок, с которого свешивались мох и жёсткие корни, становился всё ниже, пока даже Беатрисе не пришлось пригнуть голову. Аксель изо всех сил старался держать свечу повыше, но сквозняк в тоннеле усилился, и ему часто приходилось опускать её и прикрывать пламя рукой. Однако сэр Гавейн не жаловался, и его маячившая перед ними фигура с мечом на плече ни разу не замешкалась, выбирая дорогу. И тут Беатриса вскрикнула и потянула Акселя за руку.

— В чём дело, принцесса?

— Ох, Аксель, стой! Я на что-то наступила, но ты слишком быстро отвёл свечу.

— Что из того, принцесса? Нам нужно спешить.

— Аксель, мне показалось, что это ребёнок! Моя нога до него дотронулась, и я успела его увидеть, прежде чем ты отвёл свет. Ой, по-моему, это маленький ребёнок, и он уже давно умер!

— Ну, принцесса, не расстраивай себя. Где, говоришь, ты его видела?

— Друзья мои, поторопитесь, — позвал сэр Гавейн из темноты. — В этом месте много такого, чего лучше не видеть.

Беатриса пропустила слова рыцаря мимо ушей.

— Вон там, Аксель. Поднеси огонь сюда. Ниже, Аксель, посвети сюда, хотя мне и страшно снова увидеть его несчастное личико!

Вопреки собственному совету, сэр Гавейн вернулся обратно, Эдвин тоже стоял рядом с Беатрисой. Аксель нагнулся и поводил свечой туда-сюда, обнаружив влажную землю, корни травы и камни. Потом пламя осветило крупную летучую мышь, которая лежала на спине — словно мирно спала — с расправленными крыльями. Её шерсть была на вид мокрой и липкой. У мыши была лысая свинячья мордочка, а в складках распростёртых крыльев лужицами скопилась вода. Тварь сошла бы за спящую, если бы в её туловище не было чего-то странного. Аксель поднёс пламя ещё ближе, и они все увидели круглую дыру, начинавшуюся прямо под грудью и доходившую до живота, с обеих сторон захватывая рёбра. Рана была на удивление ровной, словно кто-то откусил кусок от сочного яблока.

— Кто мог это сделать? — спросил Аксель.

Наверное, он слишком резко дёрнул свечой, потому что в тот же миг пламя вздрогнуло и погасло.

— Не беспокойтесь, друзья мои, — сказал сэр Гавейн. — Я отыщу трут.

— Разве я не говорила, Аксель? — Беатриса чуть не плакала. — Я поняла, что это младенец, стоило моей ноге к нему прикоснуться.

— О чём ты говоришь, принцесса? Никакой это не младенец. О чём ты говоришь?

— Что же такого случилось с бедным ребёнком? И его родителями?

— Принцесса, это всего лишь летучая мышь, такие часто водятся в темноте.

— Ох, Аксель, это был младенец, я видела!

— Мне жаль, что свеча погасла, принцесса, или я бы снова её тебе показал. Это летучая мышь, только и всего, но мне хотелось бы ещё разок взглянуть на чём она лежит. Сэр Гавейн, вы заметили, какое у этой твари ложе?

— Не понимаю, о чём вы, сэр.

— Мне показалось, что она лежит на ложе из костей, потому что я заметил пару черепов, явно человеческих.

— На что вы намекаете, сэр? — Голос сэра Гавейна стал беспечно громким. — Какие черепа? Я не вижу никаких черепов! Только летучую мышь, которая неудачно упала.

Беатриса начала тихонько всхлипывать, и Аксель выпрямился, чтобы её обнять.

— Это был не ребёнок, принцесса. Не надо расстраиваться.

— Такая одинокая смерть. Где же были его родители, Аксель?

— На что вы намекаете? Черепа? Не видел я никаких черепов! Да если здесь и валяется пара старых костей, что из того? Чему тут удивляться? Разве мы с вами не под землёй? Но никакого ложа из костей, не понимаю, на что вы намекаете, мастер Аксель. Вы там были, сэр? Вы стояли рядом с великим Артуром? Я — да, чем горжусь, и милосердие моего командира равнялось лишь его доблести. Да, верно, это я пришёл к аббату предупредить, кто такой мастер Вистан и каковы его намерения, но был ли у меня выбор? Разве мог я догадаться, как почернели души святых отцов? Ваши намёки безосновательны! Это оскорбление всем, кто хоть раз стоял рядом с великим Артуром! Нет здесь никаких лож из костей! И разве я здесь не для того, чтобы вас спасти?

— Сэр Гавейн, ваш голос слишком гремит, а кто знает, где сейчас солдаты.

— Что я мог поделать, зная то, что я знал? Да, я прискакал сюда поговорить с аббатом, но откуда мне было знать, насколько черна его душа? Бедняга Джонас, благородный человек, лежит с поклёванной печенью, и дни его сочтены, а аббат живёт себе, и птицы едва его трогают…

Сэр Гавейн внезапно умолк, прерванный странными звуками, послышавшимися из глубины тоннеля. Было трудно определить, далеко или близко находится тот, кто их издаёт, но эти звуки могло издавать только животное, они напоминали волчий вой, но было в них что-то и от медвежьего рёва. Крик раздавался недолго, но Аксель успел прижать к себе Беатрису, а сэр Гавейн — выхватить меч из земли. Какое-то время они стояли молча, прислушиваясь, не прозвучит ли он снова. Но ничего не последовало, и сэр Гавейн вдруг расхохотался, тихо и сдавленно. Под его нескончаемый смех Беатриса сказала на ухо Акселю: