Погребённый великан

Беатриса протягивала ему короткую, бесформенную свечу. Вдова кузнеца снова попыталась её выхватить, но Беатриса оттолкнула тянувшуюся к ней руку.

— Возьми её, муж мой! Вот эта девочка, малышка Нора, принесла её мне сегодня утром, она сама её сделала, поняв, что мы устали коротать ночи во тьме.

На это раздался новый взрыв криков и даже хохота. Но Беатриса продолжала смотреть на Акселя, и в её взгляде сквозили доверие и настойчивая мольба, и именно её лицо, каким оно было в тот миг, первым возникло у него перед глазами в это утро, когда он сидел, ожидая рассвета, на скамье у входа в нору. Как он мог это позабыть, ведь всё случилось не больше трёх недель назад? Как получилось, что до сегодняшнего дня он ни разу об этом не вспомнил?

Аксель протянул руку, но ему не удалось схватить свечу — толпа не давала ему до неё дотянуться, — и тогда он сказал, громко и уверенно:

— Не волнуйся, принцесса. Ты только не волнуйся.

Аксель понимал, как мало в этих словах было смысла, поэтому очень удивился, когда толпа затихла, и даже вдова кузнеца отступила назад. Только тогда он понял, что силу возымели не его слова, а появление у него за спиной священника.

— Что это за выходки в Божий день? — Священник широкими шагами прошёл мимо Акселя и свирепо глянул на разом примолкшую толпу. — Ну?

— Это всё госпожа Беатриса, сэр, — сказала вдова кузнеца. — Она раздобыла свечу.

Лицо Беатрисы снова превратилось в напряжённую маску, но она выдержала взгляд священника.

— Вижу, что это правда, госпожа Беатриса. Но ведь вы помните, что совет постановил, что вам с мужем запрещено жечь свечи у себя в комнате.

— Ни он, ни я в жизни ещё ни одной свечи не опрокинули, сэр. Мы отказываемся ночь за ночью сидеть в темноте.

— Таково решение, и вы будете ему подчиняться, пока совет его не отменит.

Аксель увидел, как её глаза вспыхнули гневом.

— Это просто бессердечие. Вот что это такое, — она произнесла это тихо, словно выдохнув, но в упор глядя на священника.

— Отберите у неё свечу, — потребовал тот. — Делайте, как я сказал. Отберите.

К Беатрисе потянулось несколько рук, но Акселю показалось, что она не совсем поняла, что сказал священник. Потому что продолжала стоять в центре давки с непонимающим взглядом, всё так же вцепившись в свечу, словно повинуясь позабытому инстинкту. Потом Беатрису охватила паника, и она снова было протянула свечу Акселю, но пошатнулась под напором толпы. Не упав из-за плотно окруживших её односельчан, Беатриса пришла в себя и снова протянула свечу мужу. Аксель попытался схватить её, но свеча исчезла в чужой руке, и тут же прогремел голос священника:

— Довольно! Оставьте госпожу Беатрису с миром, и чтобы никто не смел сказать ей дурного слова. Она старая женщина и не понимает всего, что творит. Довольно, я сказал! Не подобает так вести себя в Божий день.

Наконец, дотянувшись до Беатрисы, Аксель заключил её в объятия, и толпа постепенно рассеялась. Когда он вспоминал тот миг, ему казалось, что они простояли так очень долго, обнимая друг друга, и она положила голову ему на грудь, так же, как в день появления странницы, словно просто устала и хочет перевести дух. Он всё держал её, и священник снова велел толпе разойтись. Когда они наконец отстранились друг от друга и осмотрелись, то обнаружили, что стоят в одиночестве рядом с коровьим пастбищем с деревянными воротами, запертыми на перекладину.

— Да разве это важно, принцесса? На что нам сдалась свеча? Мы отлично привыкли обходиться без неё. И разве не хватает нам беседы для развлечения, со свечой или без?

Аксель пристально посмотрел на жену. Беатриса выглядела задумчивой и не особенно расстроенной.

— Мне жаль, Аксель. Свечи больше нет. Мне нужно было держать её в секрете, чтобы никто, кроме нас, о ней не знал. Но я слишком обрадовалась, когда та девочка принесла её мне и сказала, что сама её для нас сделала. А теперь её больше нет. Ничего страшного.

— Совсем ничего, принцесса.

— Они держат нас за двух дураков, Аксель.

Беатриса шагнула вперёд и снова положила голову на грудь мужу. Вот тогда-то она и сказала приглушённым голосом, так что сначала ему показалось, что он ослышался:

— Сын, Аксель. Помнишь нашего сына? Когда сейчас меня толкнули, я вспомнила сына. Красивого, сильного, справедливого. Зачем нам здесь оставаться? Давай уйдём в деревню сына. Он защитит нас и проследит, чтобы никто не обращался с нами грубо. Ведь столько лет прошло, Аксель, неужто сердце твоё не смягчилось? Ты всё ещё считаешь, что нам нельзя его навестить?

Беатриса сказала это глухо, продолжая прятать лицо на груди мужа, но сказанное разворошило бесчисленные обрывки его памяти, да так сильно, что он чуть не потерял сознание. Ослабив объятия, Аксель шагнул назад в страхе, что пошатнётся и жена потеряет из-за него равновесие.

— Что это ты такое говоришь, принцесса? Разве это я противился нашему путешествию в деревню сына?

— Конечно, ты, Аксель. Кто же ещё?

— Когда же я возражал против этого путешествия, принцесса?