Погребённый великан

— Что такого интересного в той канаве? — вдруг спросила Беатриса.

— Ничего, госпожа! Совсем ничего! Но что же вы стоите на ветру в мокрой одежде? Примите же наше гостеприимство и отдохните у нашего огня. Видите, какой дым вьётся над крышей!

* * *

— Смотри! — Аксель привстал с камня и указал на что-то. — Птица взлетела. Разве я не говорил, принцесса, что это птицы сидят рядком? Видишь, как она поднимается в небо?

Беатриса, которая уже несколько секунд как поднялась на ноги, вышла за пределы их каменного убежища, и в её одежду тут же вцепился ветер.

— И вправду птица. Но она поднялась не оттуда, где были те фигуры. Наверное, Аксель, ты так и не увидел, куда я показывала. Вон там, на дальнем гребне, чёрные силуэты почти на фоне неба.

— Я хорошо их вижу, принцесса. Но уйди же с ветра.

— Солдаты или нет, но они движутся. Эта птица не имеет к ним отношения.

— Уйди с ветра, принцесса, и присядь. Нам нужно набраться как можно больше сил. Кто знает, как далеко нам ещё тащить эту козу?

Беатриса вернулась в убежище, плотно кутаясь в одолженный детьми плащ.

— Аксель, — сказала она, снова усаживаясь рядом с ним, — ты действительно в это веришь? Что дракониху суждено убить не великому рыцарю или воину, а пожилым супругам вроде нас, которым у себя в деревне запрещается даже жечь свечи? И чем эта норовистая коза нам поможет?

— Кто знает, как оно там обернётся, принцесса? Возможно, это всего лишь бредни маленькой девочки и ничего больше. Но мы благодарны ей за гостеприимство, и поэтому нам не должно отказываться выполнить её просьбу. Разве кто-нибудь знает наверняка, что она не права и что Квериг нельзя убить подобным образом?

— Аксель, скажи, если дракониха и вправду будет убита и хмарь рассеется, ты не боишься того, что может нам открыться?

— Разве то были не твои слова, принцесса? Что наша жизнь — это сказка со счастливым концом, и не важно, какие повороты судьбы к нему привели.

— Я говорила так раньше, Аксель. Но теперь, когда Квериг может пасть от наших собственных рук, я побаиваюсь исчезновения хмари. А ты разве нет?

— Может, и так, принцесса. Может, я всегда этого боялся. Но больше всего я боюсь того, о чём ты недавно сказала, когда мы отдыхали у очага.

— Что я тогда сказала, Аксель?

— Разве ты не помнишь, принцесса?

— У нас вышла какая-то глупая ссора? Если и так, то я совсем ничего не помню, кроме того, что у меня лопнуло терпение от холода и желания отдохнуть.

— Если ты ничего не помнишь, принцесса, давай оставим всё как есть.

— Но я что-то чувствую, Аксель, с тех самых пор, как мы ушли от тех детей. В пути ты словно держался от меня подальше, и не только из-за вырывающейся козы. Не поссорились ли мы накануне, а я этого не помню?

— У меня не было намерения держаться от тебя подальше, принцесса. Прости. Если это не из-за козы, которая кидается из стороны в сторону, то я, наверное, ещё думаю о каких-то глупостях, которых мы друг другу наговорили. Доверься мне, не нужно этого вспоминать.

* * *

Аксель снова раздул очаг на полу в центре комнаты, и остальная часть маленькой хижины погрузилась в тень. Пока Беатриса мирно спала рядом, завернувшись в ковры, он сушил свою одежду, по очереди поднося к пламени каждую вещь. И тут его жена внезапно села и огляделась по сторонам.

— Тебе не жарко от очага, принцесса?

Беатриса растерянно поморгала, а потом осторожно опустилась обратно на ковры. Однако глаза её остались открытыми, и Аксель уже собирался повторить свой вопрос, когда она тихо сказала:

— Я думала про одну давнюю ночь, муж мой. Когда ты ушёл и оставил меня в одинокой постели гадать, вернёшься ли ты обратно.

— Принцесса, хоть мы и спаслись от речных эльфов, но, боюсь, на тебе ещё остались чары, которые навевают такие сны.

— Никакой это не сон, муж мой. Просто вернулась пара воспоминаний. Тёмная-тёмная ночь, и я одна в нашей постели, прекрасно зная, что ты ушёл к той, что моложе и красивее меня.

— Почему ты мне не веришь, принцесса? Это проделки эльфов сеют меж нами зло.

— Может, ты и прав, Аксель. А если это и вправду воспоминания, то они о давно минувших днях. И всё же… — Беатриса умолкла, и Аксель решил было, что она снова задремала. Но она заговорила снова: — И всё же, муж мой, от этих воспоминаний мне хочется держаться от тебя подальше. Когда мы отдохнём и снова тронемся в путь, позволь мне идти чуть впереди, а сам иди сзади. Давай пойдём дальше именно так, муж мой, потому что я больше не хочу, чтобы ты шёл со мной рядом.

Сначала Аксель ничего не ответил. Потом положил одежду подальше от огня и повернулся, чтобы взглянуть на Беатрису. Её глаза снова были закрыты, но он был уверен, что она не спит. Когда Аксель наконец-то обрёл голос, у него получилось только прошептать:

— Для меня это будет печальнейшей вещью на свете, принцесса. Идти отдельно от тебя, когда дорога позволяет нам идти так, как мы шли всегда.