Погрешность

Ульяна перебежала дорогу к театру и, потянув на себя тяжелую массивную дверь, оказалась в просторном помещении с высокими потолками. Вчерашний дебют в роли Одетты прошел лучше, чем она могла себе представить. Никольская была неотразима в образе нежного белого лебедя и, кажется, до сих пор испытывала нервное покалывание в пальчиках от колоссального волнения и свалившейся на нее ответственности.

– Уль! – Лиза окликнула ее, ускоряя шаг, чтобы догнать подругу.

– Привет, слушай, мне нужно настроиться, –  Ульяна натянуто улыбнулась, –  очень волнуюсь.

– Конечно, все будет хорошо! Не переживай, –  Самарина крепко сжала Улькину ладошку, –  ты мегаталантлива и ты справишься.

– Спасибо, Лизок.

Ульяна улыбнулась подруге и пошагала в гримерку. Пока делала сценический макияж, несколько раз набрала Степе, но он все не отвечал, это нервировало. Неужели у него что-то случилось? А если он вернулся к Светке? Последние мысли она откидывала в сторону, как гнилые орехи. Громов не мог с ней так поступить, не мог!

Закончив припудривать лицо белоснежной пылью, Никольская растянулась, прошлась вдоль гримерной пару раз и, усевшись на пол у двери в позу лотоса, вновь набрала Степана. В этот раз он ей ответил.

– Я соскучилась, –  промурлыкала в трубку, вытягивая ноги.

– Я тоже. У тебя все в порядке?

– Да, через полчаса начинаем. Пальцы дрожат, –  поджала губы, рассматривая свои руки.

– Все будет хорошо. Не волнуйся, ты со со всем справишься, –  Громов говорил быстро, словно хотел от нее отвязаться. Ульке это не понравилось, но она не стала развивать данную тему и акцентировать свое внимание на том, что ей, возможно, всего лишь показалось.

– Ладно, я пойду. Вечером позвонишь?

– Да. Удачи!

– Спасибо.

Скинув вызов, Ульяна горела ревностью, нетерпением и злостью, ей хотелось прямо сейчас сорваться в Питер, но она мысленно давала себе хлесткий подзатыльник. Она профессионал в первую очередь и лишь потом безголовая влюбленная девочка. Когда в дверь постучали, Ульяна мгновенно поднялась с пола, открыла, пропуская балетмейстера в свою обитель. Мужчина, как и всегда, наговорил ей пару стандартных фраз, чтобы подбодрить, и пожелал удачи.

Ее партия была длинной, вынуждая быть на сцене восемьдесят процентов постановки, и требовала колоссальной отдачи делу. Ульяна считала себя талантливой, но за все годы занятий и тренировок никак не смогла избавиться от страха, мешающего ей раскрыться в парном танце. Она не доверяла партнерам, не могла открыться им полностью, из-за этого часто конфликтовала, ее предвзятость задевала танцоров, давая повод думать, что Никольская ставит себя выше других. Отчасти, наверное, так и было. Никому нельзя доверять, только себе, впрочем, даже это можно оспорить.

Зал взорвался аплодисментами, ее сольная партия вызвала восторг, она чувствовала людские эмоции, питалась ими, а улыбка на ее губах становилась лишь шире.

После окончания постановки она помнила лишь овации зрителей, собственное волнение и то, как грязно они с Лёнечкой сделали поддержку. В остальном в голове был чистый лист, ее бешеный невроз стер все подчистую. Уже в гримерной Ульяна медленно начала приходить в себя, дыхание стало более спокойным, волнение утихло, а приятная натянутость в мышцах вызывала лишь наслаждение. Переодевшись, девушка перекинула через плечо немаленькую сумку, постучалась к Лизе, которая тоже была готова ехать в отель, и вызвала такси.

Ульяну все еще что-то беспокоило, она с самого утра ощущала повышенную тревожность и, конечно, связывала ее с выступлением, но оно прошло. Постановка завершена, а Никольскую до сих пор одолевает какое-то необъяснимое опасение, предчувствие, будто что-то случится. Должно случиться.

– Машина скоро приедет? – Лиза пропустила подругу вперед, придержав дверь.

– Пишет, десять минут, подышим воздухом.

– Блин, холодно сегодня,– Самарина обняла себя руками, ее тонкий свитерок совсем не грел.

– Держи ,– Уля протянула подруге свою ярко-красную куртку.

– А ты?

– А мне жарко, до сих пор не могу отойти.

– Спасибо, – Лизка натянула куртку и выудила из сумки протеиновый батончик, надорвала обертку. –  Будешь?

– Нет, не могу после выступлений смотреть на еду.

– Да? А у меня вечно просыпается жор.

Ульяна рассмеялась, но ничего не ответила, подставила лицо под поток прохладного ветра, и ее светлые распущенные волосы разметались по плечам.  Лизка натянула наушники, замирая на краю тротуара, а из-за угла показался серебристый «Ниссан». Ульяна обернулась на скрип тормозов и завороженно смотрела на приближающуюся машину, на всей скорости летящую в сторону Самариной.

В ушах встал этот мерзкий звук, словно кто-то водит вилкой по стеклу. Ульяна выкрикнула имя подруги, но та уставилась на свои кроссовки, бодро притопывая ножкой в такт музыки, играющей в наушниках.

Все произошло слишком быстро, несколько секунд, за которые перед глазами Никольской пролетела вся жизнь. Когда она подалась вперед, то была уверена, что сможет оттолкнуть подругу и не попасть под раздачу сама. Она должна была успеть, должна…