Погрешность

— Догадался.

— Я что-то делаю не так? — она отстраняется, бросая серьезный взгляд к его лицу.

— Все так. Иди сюда. Вчера ты хотела обниматься.

— Я и сейчас хочу, — она тянет к нему ладошки, утопая в крепких объятиях. Пропитывается нежностью и ароматом мужского парфюма. От Громова приятно пахнет.

Степан притягивает ее ближе, находит губы, целует. Пожирает ее пухлый рот, растворяется в ней. Она такая податливая, хрупкая, словно была создана только для него. Иногда он уверен, что боится ее. Почему-то рядом с ней ему не хочется быть отстраненным. Хочется просто быть, знать, что она думает, чего хочет. Она по капле вытягивает из него чувства, словно заколдовывает. Ее мягкость и непосредственность подкупают, рушат все созданные до этого границы.

Поцелуй становится глубже, Улькины пальцы проворно задирают на нем футболку, требуют ее снять. Вслед за футболкой на пол летит ее серенькая майка. Небольшая упругая грудь вздымается, а с губ срываются тихие стоны от прикосновений.

Девичьи ресницы подрагивают, пальцы сильнее впиваются в плечи.

— Я хочу, чтобы у нас все было по-настоящему, — разводит ноги шире, немного привстав.

— Для тебя это будет не очень приятно.

— Знаю. И я подготовилась, чуть-чуть, — вытаскивает презерватив из своих шорт. — У меня растяжка, и я справлюсь.

В ней полно азарта, интереса и страха. Она разрывает фольгу, чувствуя, как дрожат пальцы. Понимает, что Степа это замечает, краснеет, тянется к ширинке, но он обхватывает ее запястья, отводит чуть в сторону. Спускает брюки, лишая ее возможности грохнуться в обморок от волнения и неуверенности. Стягивает с ее стройных ножек розовые шорты, белые трусики, не переставая целовать. Он покрывает мелкими поцелуями ее шею, провоцируя тело пускать все новые и новые порции мурашек.

Ульяна раскатывает презерватив по толстому вздыбленному члену, упираясь коленями в диван. Привстает, ахая от чувства наполненности. Его пальцы погружаются в нее, обводят скользкий клитор, потирают его до ноющих, несдерживаемых ощущений. Ульяна извивается в его руках, чувствует приближающийся взрыв. Прижимается ближе, глотает собственные всхлипы. Ее трясет, теперь уже от удовольствия, от разрывающего тело наслаждения. Она сочится желанием и бешеным нетерпением. Второе играет с ней злую шутку. Никольская не поддается, сопротивляется Степиному желанию уложить ее на спину. И опередив его, резко опускается, вбирая в себя мужскую плоть до основания.

Громов замирает, кажется, даже не дышит. Только крепче сжимает ее талию под своими ладонями.

Ульяна открывает глаза, по щеке скатывается одинокая слезинка. Она не ожидала, что это будет так. Предполагала дискомфорт, но не настолько. Плюс отчего-то верила в байки о том, что от шпагатов она давно уже перестала быть девочкой.

— Ты как? — Громов стирает слезу с ее щеки поглаживающим движением большого пальца.

— Оказалось больнее, чем я думала, — вздыхает, чувствуя непривычную наполненность внизу, но боится пошевелиться, кажется, стоит только шелохнуться, и боль вернется.

Громов немного расслабляется, гладит ее плечи, грудь, живот, пытаясь успокоить, поддержать. Смотрит в ее синие глаза, сглатывая сухой ком, вставший в горле. Он вообще сегодня не планировал близость. Все вышло внезапно, но кажется, с Ульяной не может быть по-другому. Его не пугал тот факт, что она девственница, нет. Просто сейчас ее инициатива сыграла против нее самой.

Когда Степан начал жить со Светкой, у них была подобная проблема. Талашина длительное время чувствовала дискомфорт, покупала смазки и что только не делала, позже ситуация выровнялась. Мимолетные интрижки всегда проходили по канону, и никто никогда не жаловался. Не сказать, что это было не принято, но что-то ему подсказывало, что там все было так еще и до него.

Пока он размышляет, Никольская успевает приподняться. Закусить нижнюю губу и очень медленно освободиться. Получается все так же обжигающе больно.

— Прости, — шепчет, — наверное, сегодня я не очень готова…

Степа закутывает ее в плед, целует в раскрасневшиеся губы, отдавая умному дому команду выключить свет. Остаток вечера проходит в романтическом единении. Громов не выпускает Ульку из рук, постоянно прикасаясь к ее коже, наслаждаясь девичьим обществом.

На проекторе воспроизводится очередной фильм, но вряд ли кто-то из них сможет внятно ответить, о чем был предыдущий.

10(2)

***

Следующие три дня, Никольская провела в кровати, жесткий постельный режим и…практически полное отсутствие Громова, который возвращался домой лишь поспать. Его с головой завалили работой.

За эти дни, Улька смогла прийти в себя. Ее больше не беспокоила голова, не тошнило, а саднящая боль между ног, полностью исчезла.

Утром субботы Ульяна открыла глаза наверху, в спальне. Приподнялась на локти, обвела комнату сонным взглядом. На тумбочке у кровати заметила пару лежащих таблеток и стоящий рядом стакан воды. Быстренько проглотила лекарства и спустилась вниз. Лениво шагая по лестницам, не стесняясь своей наготы и чувствуя запах ароматного кофе.

— Тина, включи музыку для медитации.