– …решительно нехарактерно, я знаю. Просто утомили уже, командир. То в маршрутке, то на остановке, то в лесу. Горячая мужская дружба, блин. Как сговорились! А последние – и вовсе стыд и срам. Они считали, что их никто не видит. Я не могу, моя тонкая душевная организация не выносит такого Содома и Гоморры. Не поверишь, Олег Петрович, когда узрел за столиком кафе, как парень целуется с девушкой, чуть последние деньги им не отдал.
– Тебе просто не повезло, – пожал плечами Олег. – Лично я ничего подобного сегодня не видел. – И покосился с опаской на двух молодых людей, сидящих через проход. Вроде обычные, просто едут вместе по своим делам. Вот только почему рука одного из них лежала на руке другого? – Хотя, знаешь, Шура, возможно, я не в ту сторону глядел… – проворчал он и разъединился.
– Каюсь, командир, мои внедорожные способности оказались несколько преувеличены, – отдуваясь, сообщил Григорий Оленич. – Но теперь все в порядке, живой. Следую к месту ремонта с соблюдением всех мер осторожности.
– Блин, – сказал Максим Болдин, и интонации его голоса тоже порадовали Олега. – Замкнутый круг, товарищ командир. Куда ни глянь, везде что-то фермерское. Слушай, ты до сих пор считаешь, что Земля круглая?
– Иначе говоря, у тебя все в порядке, – усмехнулся Олег. – Ты просто придуриваешься.
– Ну, если это назвать придурью… К слову, командир. Я тут подумал грешным делом… Нам предписано изъять из одного… м-м, серьезного закрытого учреждения одного серьезного товарища, фамилию которого ты и так знаешь. Так?
– Так, – согласился Олег. Вряд ли эти линии прослушивали, но Максим поступал правильно, не сообщая всему миру цель и характер «гуманитарной миссии».
– А нам известно, как серьезный товарищ относится к тому, что его собираются изъять из учреждения и переправить в страну… ну, ты знаешь, как называется эта интересная страна?
– В смысле? – не понял Олег.
– Да что тут непонятного? – рассердился Максим. – Может, ему хорошо в этом учреждении и он не собирается его покидать. Или не очень хорошо, но все равно лучше, чем будет в… интересной стране. Вот я и спрашиваю: когда… вернее, ЕСЛИ мы его изымем, как он будет себя вести? Всех обнимет и побежит впереди паровоза? Или упрется, и нам придется его связывать и тащить на собственной горбушке, а он еще нам палки в колеса будет вставлять?
– А хрен его знает, – простодушно отозвался Олег. Вопрос был действительно неплохой и затрагивал многие аспекты заключительной части операции – от полного успеха до полного провала. Данную тему чекисты не затрагивали. Но по логике вещей, если бы таинственный узник посчитал свое освобождение из пыточных застенков нарушением своих прав, эту тему бы чекисты упомянули.
– То есть ты считаешь это малосущественным?
– Не задумывался, – честно признался Олег.
– Ох, подсказывает мне мое чувствительное сердце… – сокрушенно вздохнул Максим и разъединился.
Автобус тащился с черепашьей скоростью по хорошей асфальтовой дороге. Имелось время на раздумья. Разумно ли доверять в подобных ситуациях работникам спецслужб? Пресловутая национальная (или какая там – государственная?) безопасность не имеет ничего общего с совестью и порядочностью ее стражей и ужасно далека от народа. Отдельные представители последнего во имя этой самой безопасности приносятся в жертву легко и непринужденно. И что обычно принято считать под национальной безопасностью? Спокойный сон представителей высших кланов?
Над кабиной водителя висел компактный телевизор. Он что-то приглушенно бубнил. Слова не прослушивались, под боком храпел пролетарий, да и что бы он понял в незнакомом языке? Рекламировались товары народного потребления, лучезарно улыбались кандидаты в депутаты местных органов законодательной власти. Сосредоточенно пыхтел в микрофон чиновник с хитроватым блеском в глазах – видимо, о предоставлении коррупционных услуг. Потом пошли местные новости. У диктора было каменное лицо и сдвинутые брови. Стартовал сюжет – знакомый парк, но уже при свете дня, разоренный вандалами монумент героическим защитникам маленькой страны от «еврейско-татарского» нашествия. Камера оператора смаковала подробности – разбитый вдребезги пьедестал, комья вывернутой земли, поваленную стелу. Потрясенные взоры собравшихся аборигенов, сжатые кулаки оскорбленного ветерана. Полицейский инспектор бодро рапортовал о ходе расследования. За спиной у Олега кто-то засмеялся. Но смех перекрыли возмущенные голоса – среди пассажиров присутствовали и морально пострадавшие. «Моя работа», – не без гордости подумал Олег.