Погружение

От Москвы до Звенигорода электричка идет час с лишним, санаторий подавал к станции автобус. С высокого гребня шоссе перед приезжими распахивалась неоглядная ширь - излуки Москва-реки, теснящиеся вдали крыши посадов, за ними выстилающий распадки лес, и уже совсем далеко, на излете взгляда, небо прокалывали монастырские башни, шпили и купола.

Капитан приехал с первым автобусом, черная морская шинель резко выделялась в белом заснеженном пространстве. Солнце затапливало снег, ярко сверкали золотые погоны и начищенные медные пуговицы, капитан, улыбчиво щурясь, медленно шел по скрипучему насту с кожаным чемоданом в руке.

Капитана можно было понять. После северных сумерек солнце слепило глаза, горело в схваченных морозом стеклах, сияло на крестах и куполах, светились заиндевелые деревья и крепостные стены, повсюду царила ослепительная белизна.

В стороне за деревьями проносились лыжники: невесомо и плавно, точно во сне, скользили бесшумно, вскидываясь легко, словно хотели взмыть вверх, и выгибая пружинисто спину, каждым шагом бросали себя в полет.

Приезжих охватывало ощущение чистоты, уюта, общего лада и гармонии, а ближайшее будущее сулило безмятежные дни, новые знакомства, танцы по вечерам, курортный флирт, легкое безоблачное существование, и это было уже не просто ясное морозное утро, но особый белый праздник, ниспосланный свыше. Это было предчувствие счастья, сладостное ожидание, подлинная радость - сродни той, какую испытываешь в детстве накануне Рождества, когда в дом привозят елку.

Едва появился капитан, в санатории повеяло соленым ветром, у всех в груди проснулось смутное томление, какое вызывают дальние странствия, чужие берега и порты. Впрочем, не мудрено: всем нам, сухопутным сидельцам, осточертели наши места и тянет, тянет неодолимо, тянет и зовет морская даль.

Стоя у порога, капитан смотрел сдержанно, но приветливо и дружелюбно, немолодой, однако моложавый, плотный, коренастый, медное обветренное лицо, седые виски, седые усы - серьезный, уверенный в себе, симпатичный человек, в котором угадывалось бремя власти; расспросив его и осмотрев, я назначил лечение, полный курс, как положено.

До водолечебницы капитан не дошел. Чтобы туда попасть, следовало пересечь монастырский двор. Весь путь занимал одну-две минуты, не больше. Только и предстояло, что одолеть сто шагов по гладкой дорожке, выложенной старыми монастырскими плитами, однако капитан к месту назначения не прибыл, потерялся в пути.

Вероятно, осиль он эти сто шагов и доберись до водолечебницы, ему бы уже никуда не деться: железный распорядок санатория стережет пациента на каждом шагу.

Да, попади капитан сразу в уготованную ему ванну, все было бы, как должно быть: двадцать четыре безоблачных дня, похожих на пребывание в раю. Надо сказать, что режим в санатории сродни поезду, который с запертыми на ключ дверьми катит по рельсам строго по расписанию - на ходу не выскочишь, не надейся.

Исполненный решимости принять назначенную ему ванну, капитан прихватил с собой банные принадлежности - полотенце, мыло, мочалку и честно отправился в путь. Он уже миновал монастырскую трапезную, Рождественский собор и царский дворец, в котором были устроены палаты для молодых офицеров, как вдруг навстречу потянуло духами.

Женщины в санатории жили в бывшем братском корпусе, где в кельях прежде обитали монахи: монастырь был мужским, но женщин в санаторий принимали, хотя в сравнении с мужчинами их было намного меньше - все наперечет и каждая нарасхват.

Учуяв духи, капитан глянул мельком и остолбенел. У него даже грудь заныла от недобрых предчувствий. И хотя по натуре он был человек не впечатлительный, однако не мог с собой совладать: в эти минуты он дышать забыл. И потом, позже, впоследствии ему мнилось, что у него сердце остановилось, пока он потерянно разглядывал поспешающую навстречу женщину.

Если начистоту, это была обыкновенная провинциальная бабенка, бойкая и смазливая, но ничего особенного, ни породы, ни выучки, захолустный шик, королева военторга. Обычно такие всю жизнь проводят на перекладных между гарнизонами, однако нередко среди них попадаются и смышленые, которые выбиваются в большие города и даже в столицы.

Плечи женщины украшала рыжая, в возрасте лиса, видно, досталась от матери или даже от бабушки - черные бусины-глаза ярко поблескивали на солнце; свернувшись клубком, лиса хитро поглядывала на дорогу.

Можно только гадать, почему первая встречная произвела на капитана такое неизгладимое впечатление. Возможно, слишком разительной была перемена: после северных сумерек, унылого гарнизона и постылой службы, он оказался среди белого очарования, блеска, чудесного солнечного сияния, да еще на свободе и в праздности - любая женщина могла глянуться сказочной принцессой, даже первая встречная; что, впрочем, и стряслось.

Как выяснилось позже, она спешила на свидание. В санатории на всех углах буйно цвела любовь, ошалевшие от воздержания офицеры табунами осаждали любую появившуюся в поле зрения юбку.