Погружение

Мои руки разжимаются и опускаются, будто мышцы раньше мозга поняли, что сопротивляться бесполезно. И я, как и много раз после того, как она ушла, снова представляю себе ее. Это из-за нее я здесь. Из-за нее мне пришлось всем пожертвовать.

Это о ней я думаю, когда красота воды растворяется в черноте.

1 Касс

Четырнадцать часов назад

Номер в отеле уже пахнет смертью. Я знаю, что на самом деле еще слишком рано, что тело еще даже не начало разлагаться. Но этот нутряной, тошнотворно-сладкий запах все равно заползает мне в ноздри. Из порезов на стопах сочится что-то густое и влажное, и время словно бы останавливается, когда я вижу, как волокна ковра пропитываются кровью. В каждой капле – частички меня, они останутся здесь надолго, когда меня уже не будет.

Вдруг надо мной нависает крупная фигура. Я чувствую в руке что-то тяжелое и твердое – нож. Перевожу на него взгляд и в свете лампы вижу субстанцию цвета ржавчины, которая покрывает острое лезвие. Кровь. Моя кровь.

Я пытаюсь перевести дух, понять, что происходит, восстановить картину. Но, прежде чем мне это удается, моя рука будто по своей собственной воле движется вперед, яростно и отчаянно. И вот оно. Лезвие встречается с плотью. И это ощущение приятно.

У меня вырывается крик, я слышу его как будто со стороны.

– Тише, тише.

Я прижимаю ладонь ко рту и распахиваю веки. И смотрю прямо в глаза Логана, в океанские волны его радужки.

– Я здесь, Касс. Ты дома. Все нормально, – успокаивает он.

Постепенно я замечаю руки Логана на своих щеках, его обеспокоенный взгляд, его сильный шотландский акцент. Я делаю глубокий вдох через нос, знакомый запах соленого воздуха заполняет ноздри. На два счета вдох, на два счета выдох.

– Кошмар приснился?

Я чувствую, как в затылке накапливается боль, и не сразу понимаю, о чем спрашивает Логан.

– Да, наверное, – мямлю я.

Он не знает, какие ужасы я видела во сне каждую ночь весь первый год после того, что произошло в том отеле. Подсознание бесконечно прокручивало воспоминание, которое с каждым разом становилось все более мрачным, пугающим. Когда я приехала на Санг, на некоторое время это прекратилось, но теперь, спустя почти три года, разум снова начал возвращаться к тем событиям, и кошмары тоже вернулись – еще более мрачные и реальные.

– Что тебе снилось? – спрашивает он.

Сердце у меня до сих пор колотится, и я вытираю со лба бусинки пота. Заставляю себя дышать медленно, используя прием, которому учу других. Вдох, один, два, выдох, один, два.

– Не помню, – вру я.

Я с удивлением обнаруживаю, что вожу кончиками пальцев у себя над сердцем, там, где неровная кожа стала мягкой и стянутой. Логан думает, что это из-за аварии, в которую я попала, когда училась в колледже. Что мне в грудь вонзился осколок ветрового стекла. Что я выжила, но та авария оставила меня сиротой, одним разрушительным махом отобрав у меня двоих – и единственных – родных людей. Он так думает, потому что я заставила его так думать.

Я убираю руку от груди, чтобы не привлекать к шраму лишнего внимания.

Озабоченность на лице Логана постепенно сменяется его фирменной улыбкой: губы приоткрыты, один уголок рта поднимается чуть выше другого, синие глаза начинают искриться. Подбородка касается прядь, которая выбилась из небрежного хвостика, и при виде ее в животе у меня что-то трепещется.

Он наклоняется еще ближе к моему лицу.

– Ну, что бы тебе там ни приснилось, это не по-настоящему. А знаешь, что по-настоящему? – поддразнивает он.

Он подносит мою левую руку к губам, проводит ими по костяшкам, и я отчетливо вижу золотое кольцо, которое со вчерашнего вечера навсегда поселилось на моем безымянном пальце.

От этой мысли по спине до сих пор бегут мурашки. Он – мой. Я – его. Больше нам никто не нужен. Остальное неважно.

С его лица мой взгляд опускается на точно такое же кольцо, висящее на цепочке у него на шее, поверх татуировки на груди.