Погружение во мрак

Цай все видел. Он знал, что его ждет нечто худшее. И вот тогда он ушел. Двенадцать лет в подземельях. Год полета до Арктура. Он увел капсулу у родного папаши-изверга.

Цай ван Дау ненавидел отца. Но еще больше он ненавидел серых стражей Синдиката. Сильней ненависти к ним был только страх перед ними. Вот по этой причине Цай и не отправился на Землю из статора. У него был должок. А Синдикат не умел прощать долги. На том он и стоял.

Цай полз вперед. Он знал, ниточка будет расширяться.

Приемник крюкера вывел его в нить в самом узком месте так и должно быть, это обычная техника безопасности плюс стопроцентная гарантия секретности, неуловимости. Дальше все зависело от него самого. Сделает дело – будет гулять смело. Синдикат не то что не тронет его, а и защитит от любого. Ну а нет – на нет и суда нет, не будет ему суда, придавят без суда и следствия и не поглядят на знатность рода, на тридцать восьмое колено. Вот так!

До микролифта оставалось не более двухсот метров в пыли и грязи. Цай выругался вслух, разорвал трехпалой рукой ворот, ему не хватало воздуха, а скаф валялся далеко позади. До тайника оставались считанные метры. Силы были на исходе. Цай чуть не пропустил кругленькую бронированную дверцу, он проваливался в обморок и выплывал назад, когда скрюченный коготь на левой руке уперся в гнездо кодоприемника. В голове сразу прояснилось. Все!

Через полминуты дрожащий от нетерпения и слабости карлик Цай запихивал в загортанный клапан биодискету – его чуть не вырвало, еле сдержал жуткий приступ тошноты.

А еще через миг он ощутил такой прилив сил, будто б мышцы его превратились в титаносиликон, а в артериях запульсировала не кровь, а кипящая ртуть. Программа, записанаж биодискете, в первую очередь восстанавливала физические силы субъекта, добавляла ему новых, а потом уже знакомила с целью и задачами. Синдикат работал профессионально.

За тайником ниточка заметно расширялась. Последние сорок метров до лифта Цай пробежал на четвереньках. Он еще смутно представлял, что от него требуют хозяева, но знал, что дело сложное и опасное, что ему предстоит спускаться в самое ядрышко этой поганой планетищи. Биодискета выдавала информацию по крохам, каждый раз словно прожигало ледяным колющим огнем. Цай ван Дау поневоле припомнил саму операцию, когда под гортань вшивали клапан-приемник, вводили электроды в мозг – все это было очень неприятно. Но у него не было другого выхода, и его уже никто и не спрашивал, он был рабом Синдиката, а с рабами не церемонятся.

То, что до ядра нет никаких нитей-каналов, Цай знал точно, он сам проектировал все эти тайные ходы вселенской мафии. Неужели кто-то работал параллельно с ним?

Всякое могло быть. Синдикат многократно дублировал каждого, он не допускал сбоев.

Карлик Цай ничуть не завидовал настоящему Гугу, который наверняка смывал каторжную пыль со своей шкуры где-нибудь на пурпурных пляжах Езерской лагуны, не завидовал он красавице мулатке, выскользнувшей из каменных объятий Гиргеи. Ему было плевать на Ивана, на всех беглецов. Карлик Цай устал от жизни. Больше всего на свете ему хотелось забраться в глухую и темную нору на затерянной в Пространстве, Богом забытой планетенке и дожить в этой норе оставшиеся годы, никого не видя и не слыша. Но это были всего лишь мечты. Никто не даст ему спокойной и тихой старости, слишком по крупному он завязан в таких делах, из которых живыми не выкарабкиваются. Проклятье!

Лифт опускал его все ниже и ниже, пока не ударился обо что-то невидимое и не застыл. Дверь уползла в паз со скрипом. Надо было выходить. Но карлик Цай медлил – ему было жаль расставаться с последней защитной оболочкой, с этой хлипкой скорлупкой. Он шагнул во тьму на дрожащих, непослушных ногах – те, кто прежде хорошо знали железного карлика, не поверили бы своим глазам, настолько тог был слаб и растерян.

Лифт уполз наверх. Шахта заблокировалась.

Вниз вел черный, бездонный ствол, не отмеченный ни на одном, даже суперсверхсекретном плане. Шагиуть в этот ствол означало верную погибель.

И вот тут перед бельмастыми глазами потомка императорской фамилии в тридцать восьмом колене Цая ван Дау ослепительным сиянием засиял прозрачный цилиндр, поднимавшийся из потаенных глубин ствола. Это был хрустальный лед.

x x x

–... мы многое храним в себе. Именно в себе, а не в хранилищах и архивах, – звенел над Ивановой головой голос, – мы храним то, чего не умеете хранить и ценить вы – мы храним сущности более или менее выдающихся личностей всех миров и цивилизаций. Это бесконечно малые величины в сравнении с нами, но мы и их вбираем в себя. Кто знает, что принесет нам будущий глобальный Коллапс.

– Это еще что такое? – выпалил из полудремы Иван.

– Мир не вечен. И ни одно Мироздание во всех временных измерениях не вечно. Вашу Вселенную ждут чудовищные катастрофы и как венец всего – гибель! Да, вы все погибнете, все до единого во всех мирах. Но мы не имеем права уйти из Бытия. Бытие вне Вселенных и Мирозданий – это высшая форма существования разума. Это почти...

– Что – почти? – переспросил Иван, не услышав окончания фразы.