Пой, Менестрель!

— Пока актеры разыскивали друг друга, проворные горожане поживились их имуществом.

— Всему же есть предел, — пробормотал Рыжий Плут.

Стрелок сумрачно покачал головой.

— Никогда такого не было, — промолвила Плясунья. — Помню, у кого дом горел — всем миром тушили, помогали погорельцам, кто чем мог: один ложки несет, другие скамью тащат, третьи к себе детей уводят — обогреть, накормить… Чтобы украсть у погорельца… волчье сердце должно в груди биться.

— Вот оно, — тихо проговорил Стрелок. — Об этом Менестрель предупреждал. С добрыми людьми никаким магистрам не справиться. Если каждый живет по совести — ни один магистр не войдет в силу. Ничего сделать не сможет. Ни в ком не найдет поддержки… А теперь Магистру раздолье…

— Что же Овайль? — спросила Плясунья. — Где он сейчас?

— Нашлись добрые люди, приютили.

— Не понимаю, что происходит, — удивился Рыжий Плут. — Никогда актеров не трогали. Или указ какой появился?

— Ничего подобного! — воскликнули в один голос Флейтист и Скрипач и, разгорячившись, заговорили, перебивая друг друга.

— Сейчас в самом городе идет представление…

— Прямо на центральной площади…

— О какой-то девице, влюбившейся в оборотня…

— Актеры на четвереньках ползают, катаются по помосту и воют звериными голосами…

— Что же они этим хотят сказать? — удивилась Плясунья.

— Мол, это естественно — иметь в сердце оборотня. Он сидит в каждом, хоть клык да покажет, хоть глазом да сверкнет… Стыдиться этого не нужно. И бороться не нужно. Напротив, надо оборотня лелеять, он часть тебя самого, ненаглядного…

— Научились прятать смысл за красивыми словами, — вздохнула Плясунья. — Постесняются сказать — лелеять собственную трусость, подлость… Или — лелеять жадность, похоть… А лелеять в себе оборотня — сказать можно, как звучит! Ладно… Что думает делать Овайль?

— Он подавлен, — медленно проговорил Флейтист. — Впрочем, насколько я знаю, он не их тех, кто всю оставшуюся жизнь будет сетовать на судьбу и рвать на себе волосы. Кое-кто, конечно, из актеров от него сбежит, но появятся и новые. Мы еще услышим о труппе Овайля.

— Кто-то предложил Овайлю отправиться в Бархазу, — добавил Скрипач, — передохнуть, набраться сил, поднакопить денег… Старик отказался. «Мне нечего сказать бархазцам», — заявил он.

— Может, и есть что сказать, — перебил Флейтист, — да важнее быть услышанным здесь… Мы объяснили, что уходим в столицу.

— Овайль не просил нас остаться? — заволновалась Плясунья.

Скрипач отрицательно мотнул головой.

— Он и денег не хотел брать, — сообщил Флейтист. — Мы потихоньку ссыпали монеты в его мешок… Здесь от нас толку не будет. Едва Овайль встанет на ноги, он сам поможет и себе, и своим людям.

— Тогда — в дорогу. В ближайшем городе дадим представление…

— Если получится, — осторожно промолвил Флейтист.

Рыжий Плут пожал плечами. С голоду они не умрут, пока рядом он сам да Стрелок.

* * *

Две недели путешествия из Арча в столицу пролетели незаметно. Шагалось легко, серо-желтая лента дороги миля за милей убегала назад. Пригревало солнце, лес на глазах менял зеленый убор на золотой; ни разу за это время не сгустились тучи, не задули злые северные ветры. Босые ноги Плясуньи весело шлепали по пыли, — пока стояли теплые дни, обувь следовало поберечь. Иногда Стрелок подсаживал ее на своего коня. Одна из актерских лошаденок везла тюки с уцелевшим добром, на другой по очереди ехали музыканты и Рыжий Плут. Как-то раз в маленькой деревеньке в награду за представление актерам предложили вместо денег новенькую телегу, светлую, еще хранившую запах смолы. Плясунье гораздо больше нравилось ехать в телеге, чем верхом, особенно когда рядом на тюки с одеждой присаживался Скрипач и наигрывал мелодии, такие веселые и легкие, что ноги просились в пляс. Эти мелодии придавали сил, утешали, когда случались какие-нибудь неприятности. Например, когда в Милипе — небольшом городке, расположенном на полпути от Арча до столицы, — им не удалось дать представление. Нет, стражники охотно соглашались пропустить в город Плясунью и музыкантов, только предупредили:

— Если публику потешить захотите — придется платить.

— Платить? — не поняла Плясунья. — Это нам заплатят.

— Нет. Это вы должны заплатить за право выступать в нашем городе.

— Ого! — воскликнули актеры в один голос. — Это что-то новенькое. И сколько?

Стражник назвал сумму, какой актеры и в лучшие времена не имели. Повернувшись, друзья зашагали прочь от города. Мечты о ночлеге под крышей пришлось оставить.

— Замечательно придумано, — пробурчал Флейтист. — Никаких запретов. Перед соседними державами не стыдно. Мол, у нас каждый может заниматься чем хочет. А на деле…

— На деле, — подхватил Скрипач, — выжить смогут лишь те, кого подкармливает господин Магистр. Что по вкусу Магистру — то и остальным смотреть придется. А его вкус известен… В его глазах все злы и ничтожны. Поэтому и стыдиться нечего, можно свою мерзость напоказ выставлять. Скоро о прекрасном и вовсе забудут. А дети так и не узнают. Поверят: ползание в грязи — нормальная жизнь…