На лбу выступила испарина. Приступ неврастении начал проходить, но сменившее его состояние ничем по взвинченности и мешанине чувств ему не уступало. Много раз, балансируя на грани бодрствования и сна, я видел череду сменявших друг друга образов. Случалось, что в эти пограничные мгновения ко мне приходили решения самых сложных проблем, но никогда это не происходило со мной днем и наяву. Измененные состояния сознания возникают от перенасыщения организма кислородом и от галлюциногенов, я же всего лишь устал. Или длительное умственное перенапряжение и есть своего рода наркотик?
Веки налились свинцом, я ничего с этим не мог поделать. Да и не хотел. Мне казалось, что где-то совсем близко играет струями фонтан и беззаботно щебечут птицы. Разгоряченного лица коснулось легкое дыхание ветерка, принесло запах свежескошенной травы и еще какой-то неприятный, вызывающий рвотное чувство. Убрать бы его, подумалось мельком, а заодно и что-то жесткое, что больно упирается в бок, тогда можно будет заснуть и увидеть, как в детстве, удивительный по красоте, сладкий сон…
Но нет, боль не проходила, и я с трудом разлепил глаза. Непосредственно перед моим носом попирали волосатыми столбами землю четыре обутые в сандалии ноги. Что-что, а воздух они точно не озонировали. Мой взгляд скользнул вверх, там, кадром из мультфильма про людоедов, я увидел рассматривавшие меня две поросшие щетиной разбойничьи морды. За один только вид их обладателям можно было дать лет по десять колонии строгого режима. Понимая, что все это мне лишь кажется, я им улыбнулся и приготовился снова заснуть, но не тут-то было. То, что произошло следом, приверженец материализма назвал бы доказательством объективности реальности, данной человеку в ощущениях. Причем ощущения эти были на редкость неприятными.
Один из каннибалов, кто выглядел старшим, отвел ногу и ткнул меня носком сандалии под ребра. Поинтересовался с гримасой неудовольствия у сотоварища:
— Этот?
Напарник его, казалось, колебался, но все же подтвердил:
— Вроде похож!
Его слова прозвучали сигналом к действию. Пнув еще раз для острастки, мордоворот прихватил меня за ворот рубахи и рывком поставил на ноги. С дарованной ему природой силой убивец мог бы подрабатывать подъемным краном. Сказал почти нежно, дыша мне в лицо плохо переваренным луком:
— Разлегся тут, а ведь тебя ищут!
И привычным движением заломил мне руку за спину. Второй архаровец зря времени тоже не терял, заломил вторую. Я не смог этого стерпеть и замычал:
— Ммм!..
— Так ты еще и обзываться! Менты, говоришь, поганые? — возмутился старший из людоедов, но я успел его упредить:
— Вы что, мужики, с дуба рухнули! Я ж так ласты склею…
Собравшаяся вокруг толпа радостно загалдела. Между тем запястья мои стянули веревкой так, что боль прошла по всему телу. Насколько возможно выпрямившись, я огляделся по сторонам. Обступившие нас со всех сторон люди выглядели странно. Одетые в светлые балахоны, они тыкали в мою сторону пальцем и обменивались мнениями о моем будущем, а точнее, спорили, на каком из городских кладбищ меня похоронят. Пара юродивых кривлялись, кто-то от радости скакал козлом, и я понял, что бенефис мой удался на славу. Над их головами, в том месте, где площадь с фонтаном переходила в улицу, на фоне бесконечно синего неба красовался билборд: «Хлеба и зрелищ!»
Повернуться и посмотреть, что делается у меня за спиной, я не успел, получил удар под дых и согнулся пополам, что привело зрителей в неописуемый восторг. Однако смог прохрипеть:
— Командир, может, договоримся?
И хотя дикция моя не отличалась четкостью, повторять деловое предложение не пришлось. Заклинание преобразило моих мучителей волшебным образом, а тот, что помоложе, даже стряхнул с моего плеча невидимую пылинку. Его более опытный напарник не стал размениваться на сантименты, а просто и грубо меня обыскал.
Буркнул недовольно, зло сверкнув глазами:
— Нищий, гаденыш, нет у него ни денария!