Пояс неверности. Роман втроем

Естественно. Йе. Громко смеюсь по привычке, но мне уже почти не больно. Тушу сигарету. Ловлю на лету мобильник, случайно задела локтем, и он упал с подоконника. В этот самый момент он звонит, верно подобрался момент, как буквально в кино. Это Девчонка, она что-то выкрикивает мне в ухо, почти задыхаясь, я ничего не понимаю, нервничаю, переспрашиваю, она плачет и отсоединяется. Набираю ее номер, абонент не отвечает или временно недоступен. Смотрю на часы, времени дожидаться водителя нет, поеду сама. Некогда раздумывать над нарядом, влезаю в брючный костюм из темно-серой шерстяной фланели, затягиваю туго шубин пояс.

На лестничной площадке меня останавливает, хватает за длинный, волнующийся при ходьбе конец шарфа соседка, старуха Лисицина. Старуха Лисицына была первой, кого я увидела, пятнадцать лет назад взойдя в этот подъезд, она изо всех сил поднимала веником пыль и добродушно приветствовала меня:

— Новая соседушка, прости господи, рожа — кирпичом не прикроешь! — отдав должное моим высоким наследственным скулам. На ней было несколько юбок и не менее пяти кофт, этакая луковичная многослойность в одежде.

С тех пор мы подружились, она каждое воскресенье приходит ко мне и выбирает книги — почитать на неделю, непременно четыре штуки. Предпочитает детективные романы, вампирские саги, крепкие триллеры и никаких мелодрам. За это держит меня в курсе событий местного социума.

— Слышь, — говорит она сейчас, дыша на меня кисловатым ароматом черного хлеба и чеснока, — слышь, чего скажу-то. Твой-то хахаль бандитов на хату натравливает, бандитских таких рож в квартиру таскает — ооой, грехи! В кожаных штанах, рожи небритые… Ты, девка, того — уж проследи. Поняла? Поняла?

— Да не волнуйтесь вы, — мне становится смешно, — это всего-навсего Его товарищи по службе… Богема, сами понимаете. Без кожаных штанов — никуда…

Старуха Лисицына все еще удерживает мой шарф своими темными сухими ручками, склоняется еще интимнее и продолжает:

— А эта-то, эта, толстозадая! Любовника водит. Младше ее. Худее в пять раз. Оооой, девка! Грехи… Такая, говорит мне: я, бабка, евреев люблю! Один раз меня семерым евреям сватали!..

Понятия не имею, о ком идет речь, осторожно освобождаюсь от соседского захвата, вызываю лифт. Исторический лифт со скрипом и потугами упасть в шахту, наконец, прибывает, посылаю старухе Лисицыной воздушный поцелуй, все-таки она меня развеселила. Немного думаю, кто бы это мог быть с Ним — в кожаных штанах и с бандитской рожей.

В больничном дворе, шагая по выпавшему за ночь снегу, натыкаюсь на Таню. Таня в традициях утра ловит меня за край шарфа и командует:

— Так, все бегаем, все бегаем, договориться не можем, что делаем с Новым годом, я приглашаю, и без разговоров — летом не доехала до моего нового дома, так хоть зимой…

— Подожди, Тань, я насчет завтра ничего не знаю, а ты уже про Новый год, давай не сейчас…

— Ага, если не сейчас, то ты улетишь на Филиппины или к черту на кулички!.. А ты что тут делаешь, кстати, я что-то даже не соображу.

— Сотрудницу навещаю, ну ты помнишь, такую…

— Ага, падший ангел. Короче, договорились. Вполне вероятно, я буду не одна.

Сильно выделив голосом последние слова, Таня убегает, несколько раз взмахнув рукой в вязаной рукавице. Я продолжаю свой путь. Соразмерив время и расстояние, закуриваю. Моя мама, которую мне вообще трудно вспомнить без вечной сигареты в руке, горячо утверждала, что женщине неприлично курить на ходу. Улыбаюсь. Думаю, она бы изменила свое мнение, передвигаясь в моем ритме.

ж., 19 л.

Дорогой мой дневничок, как хорошо, что ты у меня есть и с тобой можно поговорить. Ужасный день, самый плохой день, хуже даже того, когда Любимый умчал от меня на такси с номером шестьсот шестьдесят семь в неизвестном направлении.

Сегодня Вера сошла с ума. Та самая Вера с раскосыми глазами, черными волосами. Как это произошло. Запишу все по порядку, может быть, сумею успокоиться. Так. Главное, не выть, а то целый день то реву, то скулю, то вообще.

Как Вера ни старалась ничего не забыть в палате, все равно умудрилась упустить такую важную для девушки вещь, как косметичку. У меня косметичка всегда находится на расстоянии вытянутой руки, потому что как же иначе. А вот Вера забыла. И позвонила мне, говорит такая, найди косметичку, розовенькая сумочка с сердечками и ромашками. Точнее, она сказала: «Снаружи сердечки, внутри — ромашки, но синие». Сумочку со внутренними синими ромашками я отыскала в больничной тумбочке, новая владелица Вериной кровати — Тоня — заставила ее своими банками, склянками, книжками, клубками шерсти и другой фигней. Тоня постоянно что-то непонятное вяжет, то ли свитер, то ли шарф, но в полоску, так что я еще наткнулась на спицы, было больно.

Вера сказала, что заедет утром. И заехала, ничего не скажешь. Я сразу насторожилась, когда еще она только снизу позвонила, чтобы типа я спустилась. Она шептала в трубку еле-еле, а когда я попросила говорить громче, произнесла нечто странное: