Пояс Ориона

– Постой, – сказал Герман. Глаза у него смеялись, и всё было, как в прежние, такие прекрасные времена. – Если я оденусь и одетый пойду в душ, будет нелогично. Если я разденусь и голый пойду будить ребёнка, будет неприлично. Что делать?

– Да ну тебя, – и вдруг ни с того ни с его она решилась. – Саш, что такое, Пояс Ориона?

– Какие-то звёзды, а что?

– Просто спрашиваю.

Тонечка изо всех сил всматривалась в его лицо.

– Я толком не знаю, – он уткнулся в телефон, – Гугл наверняка знает. Можешь его спросить.

…Вот и все дела. Он не знает, а Гугл знает!

В сценарии – Тонечка глянула на закрытый ноутбук, – герой в такой ответственный момент непременно перекосился бы, а героиня всё сразу поняла. Но нет! Герой не перекосился, и героиня не поняла.

– Буди Родиона, и пойдёмте завтракать. Сейчас я только Насте с Данькой позвоню, они наверняка тоже ещё не завтракали.

– Ефим Давыдович, – вдруг сказал её муж, не отрываясь от телефона. Почему-то время от времени он так называл жену! – А чего ты вчера весь вечер был такой кислый? Как будто крыжовнику налопался?

За этот крыжовник и за Ефима Давыдовича она готова была простить ему всё, что угодно, правда!

Она уже почти бросилась к нему – обнимать и рассказывать! – но остановила себя.

Тот человек из ФСБ сказал, что должен быть уверен в благоразумии Германа. Что ничего ужасного произойти не может, она просто должна молчать и наблюдать за окружающей обстановкой и в случае чего сигнализировать!

И она просто подошла и поцеловала его в макушку.

– Ты мне ничего не рассказываешь, – заявила она. – И я тебе не буду.

– Это правильно, – согласился он. – Станем жить как нормальные супруги нашего возраста! Я могу переехать в соседнюю спальню, хочешь?

– Нет, – проговорила Тонечка. – Не хочу.

Он долго и с удовольствием мылся, брился и одевался, потом пошёл в смежную комнату и там провозгласил во весь голос:

– Утро красит нежным светом стены древнего кремля! Вставай, поднимайся, рабочий народ, последний парад наступает…

Про парад он договорил уже тише, а потом выглянул и поманил Тонечку.

– Что?

– Иди, иди, посмотри!..

Она зашла в мальчишкину комнату. Здесь было холодно, окно открыто. Вся одёжка аккуратно сложена на стуле, под стулом ботинки. Мальчишка спал, укрывшись почти с головой, только сопел торчащим из-под одеяла носом.

На столе лежал альбом, рядом огромная коробка карандашей с запорожцами на крышке, всё прибрано, всё на местах.

Герман держал в руках второй альбом, распахнутый, и рассматривал рисунок. Тонечка подошла и тоже заглянула.

…Над рекой плыли воздушные шары – много. Они были огромными, весёлыми и невесомыми! Их огромность и выпуклость чувствовалась так, что Тонечке показалось, будто она слышит сипение газовой горелки! Храм на том берегу реки едва угадывался и словно скреплял небеса и землю.

– Мы вчера видели, – одними губами сказала она Герману. – Воздушные шары над обрывом.

Он с изумлением посмотрел на холмик из одеяла, под которым спал мальчишка.

– Может, он гениальный художник?..

Тонечка радостно покивала: пожалуй, так оно и есть!

Они аккуратно перевернули страницу.

И увидели странное существо, похожее одновременно на собаку и крошечного тонконогого оленя. У существа были влажные глаза, кожаный нос и раскинутые почти прозрачные уши. Оно смотрело вопросительно и как будто немного с обидой.

Оттого, что всё это было нарисовано карандашами, цвета казались приглушенными, неяркими и от этого особенно естественными.

– Представляешь, – прошептала Тонечка. – Это мальчишка из детдома всё нарисовал! Его нужно учить, Саш.

Герман закрыл альбом, аккуратно вернул его на место и погладил Тонечку по голове.

– Ты хороший человек, Тоня, – сказал он с тоской.

…Ему слишком много предстоит ей объяснить! Слишком многого она о нём не знает, и это пугало его и мучило, а он не привык страдать и бояться.

…И вот ещё: он не собирался посвящать в подробности своей жизни никого и никогда. Этих подробностей никто не должен узнать, даже самые близкие! Впрочем, о родителях речь не шла, а других близких у него не было. Таких, с которыми имеет смысл обсуждать жизнь!..

Тонечка тоже не должна узнать, но всё сложилось так, что ей придётся. И что будет с ней, с ними обоими после этого, он не знал.

Между тем его жена растолкала мальчишку и велела собираться на завтрак.

Тот сидел на постели, завернувшись по шею в одеяло, с ошарашенным видом и таращил сонные глаза.

– Ты всю ночь рисовал, что ли? – спросила Тонечка. – Вот я не понимаю этой моды – сидеть по ночам! Настя по ночам текст учит, Данька читает, этот рисует! Что хорошего?

– Не, я не всю, – пробормотал Родион, который залёг на кровать, только когда за окнами стало сереть и подниматься небо, стало быть, часа два назад.

– Нам очень понравились шары, – сказал Герман в дверях.

– И собака, – поддакнула Тонечка.

Родион просиял, даже спутанные волосы надо лбом зашевелились.

– Что, правда?