– Я проводила опыт: брала её кровь и вводила в неё сыворотки «Линден», «Ундина», «Герберт», десятки других формул, но результат был один – кровяные тельца Джойс вообще не реагировали ни на одну из этих сывороток. Не было даже отрицательной реакции, как у погибших. Не было ничего. Даже если сегодня мы найдём правильную формулу и сделаем девочке укол, для неё это будет не лучшим лекарством, чем обычный физраствор.
Доминик обречённо глядел на профессора Аяр.
– А Аврора об этом знает? – севшим голосом спросил он. – Знает, что всё бесполезно?
– Нет. Я ей не говорила.
– Тогда зачем всё это? Зачем все эти жертвы? Если Пирамида работает ради Джойс, а ревинтол на неё не подействует, зачем всё это тогда?
Сели перестала плакать и выпрямилась.
– Даже если ревинтол не поможет Джойс, кроме неё на свете существуют миллионы других людей, которым он может помочь, – спокойно сказала она, будто донося до капрала прописную истину. – Ты знаешь, мой брат умер на войне, погиб из-за ранения в живот. У новобранцев после теста крови такие раны затягиваются за считанные минуты, а Сай умер от потери крови, как и тысячи таких, как он.
– Так это твоё оправдание?
– Это моя работа. Я не имею права прекращать поиски формулы без смертельных побочек, а для этого нужны деньги. И они есть у «Треангула».
– То есть ты знала, что Рэду введут REX-9?
Молчание послужило лучшим ответом.
– В будущем моя работа спасёт тысячи, если не миллионы людей.
– Вот только не надо мне втирать про высшую цель! Об этом я наслушался от постулов.
– Я не такая, как они.
– Конечно, постулы же убивали сотни эвдонцев, а ты ограничилась всего лишь парой десятков.
Профессор Аяр пристыженно замолчала.
– Я верю в то, что делаю. И не тебе меня судить, – тихо сказала она.
– А я здесь не ради осуждения. Просто хотел в глаза тебе посмотреть.
– Посмотрел?
– Посмотрел.
– И что увидел?
– Дура ты. – Доминик поднялся и подошёл к двери. – Дура.
Глава 33
Роман стоял на пороге кабинета генерала Бранда уже спустя три часа после трагедии в Пирамиде. Победа была совсем близко.
Недавно Аврора отправила ему сообщение, что сканирование подтвердило слепоту Джойс и что теперь помимо лёгких ей выращивают и два зрительных нерва, а это значило, что андроидом она после операций теперь станет больше, чем на семьдесят пять процентов.
Вот по этой причине Роман и предпочитал находить своё убежище в равнодушных цифрах. Цифры, как и деньги, всегда были ему более понятны, а их природа менее подвержена переменчивости и уж тем более эмоциям, чем такие люди, как Аврора, потерявшая в своём стремлении спасти дочь человеческое лицо.
Роман сам не до конца отдавал себе отчёт, почему он её терпит. Почему унижается перед отцом, почему подал идею с проектом «90736-Альфа» и почему теперь готов вбить последний гвоздь в крышку гроба собственной совести визитом к Щеглу? Ему же это было не нужно. Он был бы счастлив начхать на всё, работать дальше в Министерстве продовольствия, погрязнув в ворохе понятных цифр и сводок, больше не вспоминать ни Пирамиду, ни отца с его укоризненным взглядом, и терпеливо дожидаться кончины жадного старика, но вместо этого он уже в который раз шёл биться за деньги для этой стервы, которая его труды никогда не ценила.
Пока Джойс тихо умирала на каталке, мать навестила её всего один раз, а потом убежала в лабораторию, где наорала на всех за бездействие и больше к дочери не приходила. Даже этот эвдонский маньяк, который ей был никем, едва не ночевал рядом с девочкой, демонстративно наплевав на все угрозы госпожи Сантери. Сегодня, как раз перед стрельбой, Роман видел, как Каан читал ей какую-то нудную книгу о самратах. Грудная клетка Джойс тяжело поднималась и опускалась, лоб от боли в груди прорезали морщинки. Вместо лёгких работала подушка, которую приводили в движение аппараты, через трубку гнавшие воздух в маску на лице девчонки. Рядом, положив свою огромную голову на руку хозяйки, лежал Орешек и жалобно поскуливал, ведя ухом каждый раз, когда аппарат издавал непонятный стрекочущий звук. Букашка угнездилась на самом краю каталки и обнимала дремавшую за щиколотку. Даже Роман в этот момент почувствовал так не свойственную ему жалость.
Когда-то Вечный Наследник был уверен, что дочь Авроры доживёт до того момента, когда её мать найдёт нужную формулу ревинтола, которая бы не приводила к смертельным побочкам. Аврора и сама не допускала даже мысли об обратном, но постепенно эта уверенность превратилась в надежду, а потом в мечту, а теперь от неё осталась лишь тень, призрак, подгоняемый манией победить проклятую судьбу. Не то чтобы Роман желал Джойс смерти, конечно же, нет. Но он не был уверен, что то, что её ожидало в будущем, благодаря отчаянным попыткам её матери остановить смерть, было чем-то лучшим, чем естественная гибель.