Пояс шахида

— Пора, ребята, пора, — кровожадно потирал руки народный мститель. — Пора вам всем домой. Родная земля стонет без ваших крепких рук, она вопияет к вам — приди те, сыны мои, бросьте в меня семя! А вы в это время тут дурью маетесь. Ну ничего — посмотрим, как вы запоете, когда чужая земля будет гореть под вашими ногами. По смотрим, как вы там, когда поставят заслон по Тереку, вы шлют всех на родину, дадут вам независимость и введут визовый режим…

Основополагающей целью партизанской войны, которую юный вундеркинд избрал для себя делом всей жизни, являлось создание невыносимых условий для существования чеченов в отдельно взятом Первопрестольном граде — Москве.

С точки зрения здравого смысла идея, разумеется, представлялась совершенно неподъемной для одного человека, а по большому счету и вовсе абсурдной. Однако Сергей, будучи, что называется, в ясном уме и твердой памяти (ну разве что психика слегка деформировалась после пережитого), был полон оптимизма и безоговорочно верил в успех.

Юный вундеркинд прекрасно знал историю и умел делать выводы. Историческая же практика изобиловала ярчайшими примерами мощного влияния отдельно взятых личностей с явными маниакальными наклонностями на судьбы целых народов и эпох. Достаточно было вспомнить, каких чудес натворили в свое время бездарный актеришка и психопат Нерон, дрянной музыкант и эпилептик Шикльгрубер, несостоявшийся юрист и шизофреник Ульянов…

Допрежь основных приготовлений по специфике диверсионной деятельности Сергей благоразумно принял меры, чтобы максимально оградить матушку от всего, чем он собирался заняться.

Алиби для предъявления матери было подготовлено без малого за год до начала активных действий. Самое лучшее в мире алиби — «зрелая женщина» Настя. Об алиби стоит рассказать чуть подробнее.

— Я понимаю, что ты рано повзрослел, ты мужчина и не держишься за мамкину юбку… И я рада, что ты не балу ешься со скороспелыми нимфетками, а выбрал зрелую, самостоятельную женщину. Это спасает тебя от многих неприятностей, неизбежных в твоем возрасте…

Такое благоприятное мнение о подружке сына сложилось у матери после ряда разговоров по телефону и единственного приглашения вышеупомянутой подружки на семейный обед.

— Причешись по-человечьи и выплюнь жвачку. И платье надень. Ты, вообще, платье когда-нибудь носишь? Соберись, настройся на полтора часа, изобрази матрону.

— Вот ты напрягаешь, Кочерг! Ты уверен, что это обязательно? — вздохнула Настя, оглушительно щелкнув пузырем жвачки. — Может, не стоит?

— Стоит, стоит, — Сергей был непреклонен. — Я тебя никогда ни О чем не просил. Один раз попотей — больше приставать не буду: клянусь твоим правым соском.

— Ладно. Я постараюсь. Обрати внимание, Кочерг, — я готова ради тебя на любые жертвы…

Семейный обед прошел с триумфальным успехом. Настя вела себя чинно, разговаривала, как старосветская дама (Сергей чуть не поперхнулся от удивления — откуда что берется?), смотрела на Сергея преданным взглядом умирающей бойцовой собаки и, вообще, поразила всех свой ненавязчивой заботливостью, мимоходом и как-то очень естественно ухаживая за избранником: то салфеткой с подбородка крошку смахнет, то рубашечку поправит, то по ручке погладит, то спросит, не положить ли чего.

Мать пребывала в состоянии благоговейного транса. Сергей впал в ступор.

— Слышь, Кочерг, — если есть идея на мне жениться — подумай хорошенько. Готовить не умею, стирать, убирать, уют создавать — тоже. Это у меня все — мама. Обещаю быть самой отвратной женой: целыми днями пропадать на работе и у подружек, по приходу домой валяться на диване, жрать мороженое и висеть на телефоне. Верность хранить не обещаю: вдруг на вечеринке у подружек буду пьяная, а ко мне пристанет какой-нибудь неотразимый мачо?

Вот такое уведомление Сергей получил через месяц регулярного общения, когда Настя с удивлением обнаружила, что бойфренду она не надоела и тот планирует продолжать отношения. Так что, сами понимаете в данном случае ступор после обеда — это нормально.

«Зрелая женщина» Настя, которую на работе объективно ценили за высокий профессионализм и потрясающую работоспособность, в свои двадцать три года продолжала оставаться ребенком. И в своем детском мировосприятии, с точки зрения благовоспитанного юноши, зачастую была неимоверно цинична.