Пойдем играть к Адамсам

Глядя на свои бесполезные руки, лежащие у голых ног, она остро почувствовала, что ее женственность уже не вызывает у Джона смущение или неловкость. Сексуальной Барбаре потребовалось всего несколько минут, чтобы доказать правоту своих подозрений. Молодежь – по крайней мере, Джон – определенно обратила внимание на ее пол, и по старой привычке она слегка напряглась. Довольно заигрываний.

– Некоторые пытаются, – ответила она, пожав плечами, как смогла.

– Ты позволяешь им?

– Нет.

– Правда? Никогда? Даже когда ты училась в школе? А мы целуемся.

– Ну… – Барбара была вынуждена кивнуть. – Время от времени, если это кто-то, кто мне действительно нравится.

– Я думал, тебе никто особо не нравится.

– О, знаешь, – быстро сказала она, – я имею в виду хороших мальчиков. Некоторые из них такие… – Она скривилась. – Это как рестлинг с медведем или типа того…

– Рестлинг? – спросил Джон с явным любопытством.

– Не в этом смысле. Просто… они хватают и лапают. Девушкам это не нравится. Ненавижу, когда так делают.

– Могу я тебя поцеловать?

– Нет, Джон, я не хочу.

– Почему?

– Это глупо. При таком раскладе это ничего не значит.

– Нет, значит.

– Почему это?

– Ну… ты мне нравишься…

– Э-э… – Барбара внезапно испугалась того, во что может развиться эта маленькая беседа. Инстинкт самосохранения и недоумение заставили ее замолчать.

– Ты злишься, что ли?

– Нет, – быстро ответила Барбара. – Нет. Правда. Все… в порядке. Я рада, что я тебе нравлюсь, но…

– И все же ты не хочешь.

– Для меня это не очень романтично, – ответила она, не вдаваясь в объяснения, – вот так.

– Ты не сможешь меня остановить.

– От этого будет только хуже.

Джон поднялся на ноги и встал рядом, фактически нависая над ней.

Барбара молча отвернулась от него. Внезапно стало очень тихо – во всяком случае, ей так показалось. Она ожидала, что в любую секунду он начнет приставать, хватать за волосы, тянуть за сорочку – что угодно, – и решила не поднимать шума. Он был прав; она все равно не сможет его остановить.

Но вместо этого она почувствовала, как он взял ее за запястье и снова завел руку за спинку стула.

– Дай мне другую руку.

– О, Джон, нет. Пожалуйста.

– Дай ее мне.

– Я не хочу. Пожалуйста! Еще рано.

– Хорошо, не давай.

– Ой! Ой! Хорошо, я согласна. Только не затягивай так туго. Ты делаешь больнее, чем было.

– Нет.

– Но у меня сейчас болят руки…

– Я не виноват.

– Пожалуйста, перестань. Можешь поцеловать меня, если хочешь. Я не против.

Джон начал затягивать веревку вокруг ее тела и стула. Когда она заговорила, он замешкался лишь на секунду, а затем продолжил свою работу. После этого он молча снова привязал ее лодыжки к острым ножкам стула, мстительно затянув веревку.

Как же больно, – сказала себе Барбара. Черт. Я оттолкнула его и разозлила. Он совсем как мужчина, или мужчины совсем как дети. Они пытаются лапать тебя, целовать, с озабоченным видом засовывают руку тебе под платье. И ты, возможно, даже позволила бы им, если б не их зубные брекеты или прыщи, или если бы этот поцелуй смог избавить от них. Беда в том, – сказала себе Барбара, – что поцелуем все заканчивается только в старом фильме. Какое там! Она узнала, с этого все только начинается – другая рука принимается гладить у тебя под грудью, теребить пуговицы и все такое. А если ты их останавливаешь, они возвращаются в общежитие и рассказывают всем, что ты фригидная, или при каждом удобном случае делают тебе гадости. Мужчины видят для женщин лишь одно применение, а женщинам – Барбаре, разумеется, тоже – хотелось бы гораздо большего.

Она смотрела, как Джон встал, явно довольный своей работой.

Он сделал мне больно и продолжает это делать, потому что хочет проучить меня, – подумала она. Более того, он не поцеловал бы меня сейчас, даже если б я его умоляла. Я грязная. Вместо этого он позволит мне хорошо усвоить урок, на это у меня будет несколько часов.

Барбаре хотелось совершить какой-нибудь типично женский поступок – хлопнуть дверью, закричать, швырнуть в него чем-нибудь, дать ему пощечину, – но ни о чем таком, конечно же, не могло быть и речи. Вместо этого она склонила голову и с виноватым видом тихо произнесла:

– Прости, Джон. – Тон ее голоса был очень мягким и приятным, но она ничего этим не выиграла.

Напротив, Джон погрузился в молчание. Он стоял и осматривал ее тело почти дюйм за дюймом. Барбара не поднимала головы, но нутром чувствовала это. Через некоторое время Джон сказал:

– Вернусь позже.