Пойдем в кино?

Людмила Васильевна. Третьим, как ты знаешь, был как раз он. Жора… Георгий-победоносец! Так его звали. Самый высокий в классе, самый красивый. Как тот, который волнует тебя.

Андрей. Никто меня не волнует!

Людмила Васильевна. В Жору бы я, пожалуй, влюбилась даже тогда, в пятом классе. Но это было так же глупо, как влюбиться в Николая Крючкова или в Алейникова — главных кинозвезд той поры. Они жили на другой планете. И он был посланцем других миров.

Андрей (забывшись). Как Валя…

Людмила Васильевна. Какая Валя? А ты говоришь, я могу быть спокойна!

Андрей. Валя — это он.

Людмила Васильевна. Честное слово?

Андрей (настойчиво). Вспомни еще что-нибудь.

Людмила Васильевна. Еще? (После паузы.) На фронт Жору не взяли. Оказалось, что у богатыря ужасное зрение. Между прочим, они с Володей под конец разошлись.

Андрей. Из-за чего?

Людмила Васильевна. Я не знаю. Хотела спросить у брата… (Опять кивает на Володин портрет.) Но война началась. А тогда Володя погиб, Георгий пришел. Снял очки — и смотрел на этот портрет. Потом снова зашел. Лет через пять… Я не узнала его: полысел, стал сутулым, а голос каким-то робким. (Взглянув на часы.) Почему его нет?

Андрей. Опять ты ждешь самосвала?

Людмила Васильевна. Я не жду. Я боюсь… Вот сегодня, я чувствую, и на тебя что-то катит. Ведь правда?

Андрей. Просто я решил проглотить Малую энциклопедию. Ты, как библиотекарша, должна быть в восторге! (Раскрывает первый том.)

Людмила Васильевна. Оберни в бумагу.

Андрей. Я буду читать аккуратно.

Людмила Васильевна. Книга — это живое существо. Ей может быть холодно, больно. Ее легко ранить. Перед чтением неплохо бы вымыть руки!

Андрей. А уши и шею?

Раздается звонок. Андрей идет открывать. Возвращается с Георгием Степановичем: в одной руке у него толстый портфель, в другой — хозяйственная сумка, он прислоняет их к стене. На носу — громоздкие роговые очки, занимающие половину лица.

Георгий Степанович. Ткнулся в одну квартиру, потом — в другую. Номеров в полутьме не вижу. Ориентации никакой! Хотя всю жизнь занимаюсь параллелями и меридианами. (Смущенно оглядывая самого себя.) Потолстел, да? Утратил подвижность.

Людмила Васильевна. Ты ведь не учитель танцев. Ты преподаешь географию!

Георгий Степанович. Мечтал путешествовать. Теперь рассказываю, как путешествовали другие.

Людмила Васильевна. У тебя, Георгий, появилась опасная страсть: заниматься самоосуждением. Не надо! Если потребуется, другие осудят. За этим дело не станет!

Андрей. Вы бы могли прийти всей семьей. С женой… с дочкой. (Припоминая.) Как ее зовут?

Георгий Степанович. Лилей.

Андрей. Всего один раз виделись. Позабыл…

Георгий Степанович. Ничего. Она забывает людей, которые качали ее на руках. Тоже рассеянная.

Людмила Васильевна. Очень их загружают. Точные науки устремились вперед, а в сутках по-прежнему двадцать четыре часа. Немудрено, что многие говорят: «Дайте мне эту книгу: я ее полистаю!» Каково библиотекарю слышать такое?

Георгий Степанович. Я говорю об этом на педсоветах. Ребята каким-то образом узнают — и очень довольны. Учителя тоже согласны уменьшить нагрузку… за счет чужих предметов.

Людмила Васильевна. При нем… (указывает на сына) не трогай учителей!

Георгий Степанович. А почему? Такие же люди! Кстати… У меня вот тут… (Поднимает хозяйственную сумку, вытаскивает из нее какие-то свертки.) Это, я полагаю, можно поджарить. А это положи в холодильник. Я потом заберу. (Передает свертки Андрею.)

Людмила Васильевна (сыну). Ты ведь собирался заняться энциклопедией? А потом мы поужинаем.

Андрей уходит с увесистым томом и с свертками.

Садись, Георгий.

Он садится.

Ты хотел посоветоваться?

Георгий Степанович. Все о том же… Вот Андрей предлагает: «Приходите к нам всей семьей!» Зовет в гости. А я там, именно там, чувствую себя гостем. Здесь же, у вас…

Людмила Васильевна. Поблагодарить могу, а радоваться этому — нет!

Георгий Степанович. Чему же тут радоваться? И самое поразительное, что Володя как бы предвидел… (Указывает на портрет веселого юноши.) Когда я влюбился в Марьяшу, он не одобрил этого. Как-то ко мне охладел. Хотя вслух ничего не высказывал. Но я чувствовал… Раньше он шутил: «У нас с тобой, Жора, даже фамилии однотипные!»

Людмила Васильевна. Фамилии?

Георгий Степанович. «Я, говорит, Тараскин. Так сказать, не вполне Тарасов. А ты — Михалев. Так сказать, не вполне Михайлов!» (После паузы.) Пушкин, как известно, сказал: «Но есть надежда, что будет полным наконец!»

Людмила Васильевна. Это он про плохого человека сказал.