Пойди поставь сторожа

Вода ручьями бежала с них, когда они поднимались по ступенькам.

— Пока до машины доберемся, сто раз успеем высохнуть, — сказал Генри.

— Течение сегодня сильное, — сказала она.

— Черт знает чем мы занимаемся.

— Еще скажи спасибо, что я не с кручи тебя столкнула. — Она хихикнула. — Помнишь, как миссис Мерриуэзер измывалась над бедным мистером Мерриуэзером? Вот выйду за тебя — так же буду.

Мистеру Мерриуэзеру, если ссора с женой у него приключалась в пути, приходилось солоно. Сам он водить не умел, а миссис Мерриуэзер, если распря чересчур обострялась, останавливала машину, выходила и ловила попутку до города. Однажды они повздорили на проселке, где мистер Мерриуэзер прокуковал семь часов, пока его наконец не подобрал грузовик.

— А вот законодателю ночью не искупаться, — сказал Генри.

— Тогда не баллотируйся.

Машина тронулась. Постепенно прохладу опять сменила душная жара. За лобовым стеклом возникли фары встречного автомобиля — и пролетели мимо. Потом появился другой автомобиль, а потом и третий. Мейкомб уже близко.

Склонив голову на плечо Генри, она была почти довольна жизнью. И думала — а может, и впрямь?.. Хотя… ну какая из меня жена? Я с кухаркой не справлюсь. Не знаю, о чем беседуют дамы, когда сидят в гостях. Мне придется носить шляпку. Я уроню ребенка, и он погибнет.

Внезапно будто огромный черный шмель, с басовитым жужжанием рассекая воздух, пронесся мимо и исчез впереди за поворотом. Ошеломленная Джин-Луиза выпрямилась:

— Что это было?

— Очередная партия негров брутто.

— Да они соображают, черти, что делают?

— В последнее время не столько соображают, сколько воображают. Много — и о себе, — сказал Генри. — Им теперь хватает денег на подержанные машины, вот и гоняют по шоссе как угорелые. Представляют угрозу для общества.

— А права у них есть?

— Мало у кого. Ни прав, ни страховки.

— Господи, а если что-нибудь случится?

— Печально будет.

В дверях Генри нежно поцеловал ее и со словами:

— Завтра вечером? — отпустил.

Она кивнула:

— Доброй ночи, милый.

Держа туфли в руках, она босиком на цыпочках прошла в спальню, повернула выключатель. Разделась, надела пижамную куртку, неслышно проскользнула в гостиную. Зажгла свет, подошла к книжным полкам. Подумала: о черт, — и повела пальцем вдоль корешков книг по военной истории, задержалась на «Второй Пунической войне», остановилась — на «Довод не нужен»[23]. Взять, может, почитать, сделать приятное дяде Джеку? Вернулась в спальню, выключила люстру, придвинула лампу в изголовье. Легла в кровать, на которой была рождена, прочитала три страницы — и уснула при свете.

Часть III

6

— Джин-Луиза! Джин-Луиза, вставай! Вставай, я говорю!

Голос тетушки ввинтился в ее подсознание, и теперь она силилась встретить утро. Открыла глаза и увидела нависавшую над кроватью Александру.

— М-м-м?..

— Джин-Луиза, как это понять? Вы с Генри купались голыми! Что это значит?

Джин-Луиза села на кровати:

— Что?..

— Я спрашиваю, как понять, что ты и Генри Клинтон ночью голыми полезли в реку?! В Мейкомбе только о том и говорят.

Джин-Луиза головой ткнулась в колени, изо всех сил стараясь проснуться.

— А ты откуда знаешь, тетя?

— Чуть свет позвонила Мэри Уэбстер. Сказала, что вас видели в час ночи посреди реки в чем мать родила.

— Каждому видится то, что хочется, — пожала плечами она. — Деваться, значит, некуда — придется выйти за Генри замуж, а?

— Я… Я, право, не знаю, что и думать, Джин-Луиза… Твой отец не перенесет этого, это убьет его, убьет на месте… Но ты все же постарайся, чтоб он узнал от тебя, а не от добрых людей на углу.

Аттикус меж тем стоял в дверях — руки в карманы.

— Доброе утро, — сказал он. — От чего я умру?

— У меня язык не поворачивается. Пусть Джин-Луиза сама расскажет.

Та незаметно сделала отцу знак, который был принят и понят.

— Ну, не томите, — хмуро сказал Аттикус.

— Мэри Уэбстер на проводе! Ее передовые дозоры засекли, как мы с Хэнком ночью бултыхались в реке и в голом виде.

— Гм, — сказал Аттикус и дотронулся до своих очков. — Бултыхались. Надеюсь, хотя бы не кувыркались?

— Аттикус! — вскричала тетушка.

— Прости, Сандра. Это правда, Джин-Луиза?

— Правда, но не вся. Я бросила тень на честь семьи?

— Переживем, Бог даст.

Тетушка присела на край кровати.

— Значит, все же так оно и было. Джин-Луиза, — сказала она. — Я не знаю, чем вы вообще занимались ночью на «Пристани»…

— То есть как это «не знаешь»? Мэри Уэбстер дала тебе полный отчет. Она утаила, что было потом? Сэр, вас не затруднит подать мне мое неглиже?

Аттикус швырнул ей пижамные штаны. Джин-Луиза натянула их под простыней, простыню откинула и вытянула ноги.

— Джин-Луиза!.. — начала тетушка и осеклась.

Аттикус предъявил ей высохшее, а потому безнадежно мятое бумажное платье. Положил его на кровать, со стула взял столь же мятую нижнюю юбку и бросил поверх платья.

— Хватит терзать тетушке душу, Джин-Луиза. Это и есть твои купальные принадлежности?

— Точно так, сэр! Они самые, сэр! Полагаете, следует воздеть их на древко и провезти по городу?

Озадаченная Александра, потрогав одежду, спросила: