Поиграем?

Вместо слов Зорин разворачивается и идет в гостиную. Плюхается на диван. Гриша тут же подбегает к своему хозяину, а я иду вслед за ним. Бегло осматриваю журнальный столик: на нем кроме пустого стакана и этикетки от порошка ничего нет. Вот тебе и сапожник без сапог.

— Зозуля, — хрипло произносит он, открыв глаза.

— Что?

— Зозуля, а не корнишон.

— Долго же вы думали, Алексей Викторович. Уже неинтересно. Теряете форму.

— Слушай, Жень, раз ты здесь, не в службу, а в дружбу, выгуляй Гришу, он очень долго терпит. А при его мочевом пузыре это подвиг.

— Да, конечно, — не раздумывая, соглашаюсь я, а в следующий момент впадаю в полный ступор, когда чувствую, как моей ноге становится тепло. Очень тепло и мокро, от писающего на мою голень Гришу.

— Он в тебе хозяйку приметил, точнее пометил, — отпрыгиваю в сторону, когда наконец выхожу из ступора. — Ну вот теперь у тебя точно появится повод воспользоваться содержимым пакета. Пол помоешь?

— До блеска, — цежу сквозь зубы.

Глава 19

Ставлю чашки с малиновым морсом на журнальный столик, а затем пододвигаю стул, больше напоминающий царское кресло, к дивану, и сажусь напротив Зорина. Отпив теплый напиток, перевожу наконец-то дыхание, и принимаюсь рассматривать хозяина квартиры. Сейчас он выглядит совершенно другим. Не наглым самоуверенным козлом, которого так или иначе временами побаиваешься, а беззащитным. Очень беззащитным с пледом по самый подбородок, и милым. Последнее само по себе не вяжется с таким мужчиной как Зорин. Вот сейчас он самый что ни на есть настоящий Леша. Такого запросто можно назвать по-простому. Но это только пока он милый. До тех пор, пока не открыл свой рот — он Леша. Красивый, надо признать, у него рот, но вот слова, вылетающие из него, словно лезвие по стеклу.

Ставлю чашку на столик и перевожу взгляд на часы — половина девятого. Как бы мне ни хотелось, но надо разбудить Зорина. И вот тут произошел конкретный затык. Таю я бы разбудила как-нибудь любя, а его как? Ну не тыкать же в него пальцем и не трясти за плечо. Жалко ведь. Хотя… больных же я дергаю за плечо, когда те дрыхнут, пропуская свои процедуры. Этого почему нет?

Однако, легко сказать, сложнее сделать. Не смогла ни потыкать в него, ни потрясти, вместо этого поднесла ладонь к щеке Зорина и аккуратно коснулась пальцами его кожи. Теплый и колючий. Нет, горячий. Сама не поняла зачем начала водить пальцами по его лицу. Момент, когда он открыл глаза, я, возможно, пропустила, но быстро одернула ладонь, как только поймала его взгляд на себе.

— Я как раз собиралась вас будить.

— А может я и не спал, — чуть охрипшим ото сна голосом произнес он. Скользнул по мне взглядом. — А кофту чего не надела?

— Так мне ее не обосс… не испачкали.

— Да, Гриша сплоховал. Надо было целиться на все сразу. А вообще могла бы сама поменять и без деяний собаки.

— Зачем мне ее менять?

— Может, потому что она страшная, для толстой тетки шестьдесят плюс весом в сто двадцать килограмм, а не для молоденькой стройной девушки? — грубо заявил Зорин. До свидания, Лёшечка. И, несмотря на его совершенно болезненный взгляд, сейчас мне вновь захотелось его ударить.

— Главное, чтобы нравилось мне, а не окружающим.

— Полнейший звездёж.

— Не буду вас ни в чем переубеждать. Видимо, вам стало лучше, раз вы уже говорите в своей привычной манере. Вот, выпейте морс. Вы очень мало пьете, — Зорин чуть приподнимается и без слов берет мою чашку. — Собаку я выгуляла двадцать минут назад. Утром я приду и снова погуляю с Гришей, не волнуйтесь. А вот вечером попросите кого-нибудь с ним погулять, я не смогу, у меня смена. И вот вам графин с кипяченой водой. Вам ли не знать, что надо все выпить. По-хорошему до морса с малиной. У вас, кроме просроченных порошков, кстати, я ничего не нашла, поэтому вот вам весь набор гриппозника. Странно, конечно, что у вас нет ничего толкового от простуды. И да, сейчас думаю не захотите, но я вам сварила бульон. Пока горячий — стоит на плите. Как остынет — поставьте в холодильник, завтра разогреете.

— Зачем ты все это делаешь? — наконец произнес Зорин, после затяжной паузы, с совершенно странным выражением лица. То ли озадачен, то ли зол, фиг разберешь. Но брови определенно нахмурил.

— В смысле зачем?

— В прямом. Я тебе, по сути, никто, — после заданного вопроса теперь уже нахмурилась я. А собственно зачем, если он мне действительно никто? К счастью, мозг вовремя подкинул дельные мысли.

— Ну вы же помогли моей сестре, не зная ее. Почему я не могу помочь вам, если есть такая возможность?

— Спасибо. Сколько ты потратила на набор гриппозника? — ставит чашку на стол.

— Не бойтесь, я на лекарства не тратилась. Все из отделения тырила по-тихо… — замолкаю, когда понимаю, что сморозила. Клиническая идиотка. Господи, дай мне рабочих мозгов!