— Мееее! — выругалась она и попыталась принять прежний вид.
Не тут-то было! Похоже, колдовское средство лишило её привычных сил.
Взбесившись, козлик начал бегать по комнате, сшибать столы, разбивая сосуды, и пить что попало. Сначала у козлика выпала вся шерсть, потом он покрылся чешуёй, затем раздвоился и стал бегать уже вдвоём.
Правда, один из козликов быстро издох, лизнув очередной эликсир. Его собрату повезло больше — вылаканная из лужицы жидкость вернула Лайм человеческую речь.
— Ура! Ура! Я снова говорю!
От радости она не сразу заметила, что растёт в размерах и не может остановиться. Бросив взгляд на зеркало, она поняла, что вновь обрела свою истинную форму желатинового куба, который стремительно увеличивался, сваливая столы и впитывая их после этого.
Поглотив всё содержимое комнаты вместе с зеркалом и трупом второго козла, Лайм упёрлась в потолок. Он треснул и крыша поехала.
Оказавшись на свободе, Лайм заметила, что уже посветлело, и на горизонте показался солнечный диск.
— Как же долго я чудила!
Глава 15
Расширившись до размера квартала, Лайм почувствовала, как её амёбная ложноножка выдавила очередную дверь с одной стороны, а окно с другой и полилась тёплым потоком на улицу. Поначалу тёплый поток нёс в себе вожделение с нотками приятного, сладкого стыда.
Справа стоял дом, в котором ожесточённо ругались уже немолодые супруги-гномы. Жена грозила мужу сковородкой и кричала что-то вроде:
— Скотина! Самогонку жрёшь, как на улицу выйдешь — на девок пялишься, а на меня — ни-ни! Ой, смотри, что это такое зелёное внизу! Ой! Оно льётся! Вещи спасай!
Они бросились в чулан, намереваясь перетащить всю снедь оттуда повыше, но страсть овладела ими спустя три минуты. Стоя по колено в зеленоватой жиже телес Лайма, гномиха наклонилась, чтобы поднять с пола банки с вареньем, да так и застыла в вожделенном ожидании. Супруга долго ждать не пришлось, он возопил:
— Ух ты, жёнушка моя! Какие у тебя округлые бёдра!
Заметно протрезвев, он закинул сарафан повыше, сдёрнул просыревшие от слизи портки да и засадил поглубже и покрепче. Жёнушка знай только вцепилась в дверной косяк, чтобы не повалиться.
Лайм как существо сугубо эмпатичное, тут же прочувствовало всё то, что чувствовало погружённая в неё гномиха — твёрдость и быстроту короткого мужниного члена внутри себя, липкость зелёного желе, дошедшей уже до уровня бёдер и с похотливым бульканьем размазываемой по попе, мокрое тепло набухшей и испачканной в слизи груди, которую почему-то сразу захотелось освободить от одежды и подставить потокам сладострастного зелёного чуда.
До пика наслаждения этой осчастливившейся парочки оставалось недолго, но Лайм здесь надолго не задержалось, её было уже не остановить, а лёгкое постыдное вожделение в крови сменилось настырной, требовательной похотью.
Следующим пунктом на пути её расширения был дом по другую сторону улицы — кампус алхимического университета. На первом этаже здесь расположилась большая студенческая столовая. Поварихами и мойщицами здесь служили четыре скромные уставшие девицы с южных островов, а из посетителей за столами в столь ранний час был только один одинокий очкарик-ботаник Огюст, совмещавший приём пищи с чтением большого фолианта по анатомии. Окно лопнуло, и зелёный желатин полился весёлым густым потоком в котлы, кастрюли, опрокидывая столы, переваривая в себе приготовленные продукты. Испуганные поварихи поначалу пытались с этим бороться, спасая инвентарь, но вскоре поняли, что не могут больше находиться в тесных фартуках и халатиках, и что надо поскорее раздеться. Поток желатина придавил полноватую Айгыль к костлявой Олочень, буквально утопив последнюю в знойных телесах. Оказалось, что они вполне могут обходиться и без воздуха — волшебная слизь Лайма принесла с собой кислород. Они захлебнулись в сладком, неправильном поцелуе, после чего им захотелось ласкать друг друга между бёдер. Дурнушка Зухра была единственной, чья природная скромность не позволила снять одежду. Накатившие чувства были ей совсем незнакомы, она забилась в уголок, пытаясь разобраться в себе. Уровень желатина поднимался всё выше, а её рука — всё ниже, сквозь мокрый фартук она мяла свою грудь, потом закатала краешек фартука, залезла под юбку и осторожно провела себя пальцем по низу живота. Мимо проплывала недавно почищенная ею морковка, ещё не переваренная Лаймом, и круглые, правильные формы овоща привлекли внимание Зухры. Тонкие пальцы поймали скользкий предмет, опустили его ниже. Покатали между ножек, затем выбрали угол поудобнее и осторожно, на чуть-чуть нежно вставили в раздвинутые пальцами второй руки половые губы. В первый раз в жизни уставшей дурнушке стало по-настоящему хорошо.