Поиграем?! (СИ)

— Да только эти лагеря и спасли меня. — В запале выпалила я, подаваясь всем телом вперед. Пытаясь донести до него свою мысль. Пытаясь заставить его услышать меня. — После того случая мне было очень плохо. Очень. Просто появилось ощущение, что я действительно умерла. И это у ребёнка в шесть лет! И целых полгода я ходила вся не своя, а потом, однажды днем мама кинула на стол путевку, сама собрала мои вещи и почти выпинала меня из машины на военном полигоне. Там на пессимистичные мысли времени банально не было. Семилетнюю, меня гоняли, как проклятую. Учили стрелять и перезаряжать оружие.

— И там тебя научили так профессионально ломать носы? — с усмешкой спросил он.

— Не, носы — это в академии. И не перебивай! А после, в одиннадцать, меня приняли в военную академию. Оказалось, что меня порекомендовал один из тренеров из лагеря, и я ему очень благодарна. Только тогда я крепко подсела на антидепрессанты, — я замолчала, придумывая, что ещё ему можно сказать. Он смотрел на меня заинтересованно. Уже не как на диковинную зверушку, а как отец на дочь, рассказывающую про успехи в школе. Только про самый тяжелый период в жизни мне не хотелось рассказывать. Только кому-то же надо. Тяжело вздохнув, я продолжила: — Жрала их, как аскорбинку. А взамен могла с улыбкой отвечать на постоянные издевки. Мне было так плохо. А они помогли хоть как-то выживать в том мире. Через год из всего этого дерьма меня вытащил Ваня. А к тому моменту у меня начались осложнения со здоровьем и крутая зависимость от этого…

Слёзы потекли по щекам, и я поспешила их вытереть, про себя отмечая, что громилы свалили, и руки у меня развязаны.

Отец, к моему удивлению, встал со своего места и… обнял меня! Прямо, как тогда, в детстве, когда я разбивала коленки, папа всегда обнимал меня и гладил по волосам, а потом относил на руках в дом и обрабатывал ранки. И я падала без страха, потому что знала, что придёт папа и успокоит. Даже первые пару месяцев в лагере падала и надеялась на его приход. И вот снова он так меня прижимает, гладит по волосам, успокаивает, а я, прямо как в детстве, обнимаю его за шею и доверчиво прижимаюсь.

— Снова доверяю, — бессвязно шепчу ему в шею, — я снова тебе доверяю. И умоляю, не предавай меня! Только не снова!

— Тише, девочка моя, тише, — он целует меня в макушку и поднимает на руки.

Пока меня несли по темным коридорам, я вырубилась: сказались бурные вечер и разборки с братом.

Среди ночи, меня разбудил телефон, который трезвонил о приходе нового сообщения, в котором значилось:

«Проси, что хочешь»

Отправив короткое «Добермашка» я перевернулась на другой бок и снова заснула.

Проснувшись утром, я сладко потянулась в своей постельке. На часах семь пятнадцать.

Ебанный в рот! Я опаздываю! Надо ж ещё до школы добраться.

Просто ураганом ношусь по комнате, натягивая джинсы и подкрашивая глаза.

Уже на лестнице доплетаю косу и вхожу в кухню.

— С утречком, — здоровается со мной отец, читая газету. — Иди, кстати, Ростислава разбуди.

Я в немом шоке поднялась обратно на лестницу и вошла в комнату к брату, где это недоразумение прыгало в одних трусах.

— Спанч Боб, рили? — скептично спросила я, поглядывая на жёлтые губки, которые «прыгали» по голубым труселям.

— Вон пошла, сколько раз тебе говорить, не врывайся ко мне в комнату! — заорал на меня Росс и кинул штаны, которые, пролетев мимо меня, врезались в стену в коридоре.

— Мудак! — бросила я, громко хлопнув дверью, и снова спустилась в кухню.

— Что у вас там произошло? — спросил отец, оторвав взгляд от газеты.

— Росс на меня наорал, — зло сказала я, ставя сковородку на плиту.

— Зашла, когда он передергивал? — спокойно спросил рыжий, возвращаясь к спортивной статье.

А я выпала. Просто застыла. Мой отец пошутил. Мой отец смешно пошутил! Я зависла, а к реальности вернулась только, когда сковородка начала жечь руки.

— Чёрт! — Воскликнула я, отдергивая руку от огня и засовывая её под холодную воду. Еб твою мать! Ожог — прекрасно. Хорошо хоть на правой руке: писать смогу. А вот от оружия придётся отказаться.

— Что случилось? — обеспокоено спросил отец, наблюдая за мной. Когда я ответила, что обожгла руку, он сказал: — Аптечка в боковом шкафу.

Цыкнув, я залезла на тумбу и принялась рыться в шкафчике. Белая коробочка нашлась почти сразу. Достав мазь от ожогов, с чувством выдавила пол тюбика на руку и равномерно размазала. Подождав, пока охлаждающая мазь впитается, я аккуратно замотала ранку эластичным бинтом. Ну, выглядит нормально.

Заварив себе чай, я села за стол, по правую руку от отца.

— Слушай, а насчёт передергивать… прецеденты уже были?

— Раза два. Первый раз его спалила Лиза, года три назад, а второй — уже я, примерно тогда же.

— Что ж, теперь я смело могу называть его «Задротом», — я хихикнула, а потом посмотрела на вход в комнату, где стоял красный, как рак, братишка.

Заржав еще громче, я уронила голову на столешницу.

Вообще, я на Росса в обиде, так что всё. Отсмеявшись, я подняла голову и в пару глотков допила чай с лимоном. В кухне показался Валя.

— Ярунчик, ты готова?

— Да, ща за сумкой сбегаю, — кинула я, вставая.