Поиграем в ладушки?

В университет можно было добраться и на маршрутке, которая подъезжала к самой университетской площади. Но Ладушке куда больше нравилось ездить на троллейбусе, чтобы совершать каждое утро небольшое путешествие через городской парк. Зачем? Это вряд ли поймут те, кто считает, что прямой путь – самый короткий, а время – это обязательно деньги.

Забор городского сада не был высоким – примерно до пояса. Но ему ни к чему было быть высоким. Кружево литых вензелей на чугунных розетках, хитросплетение кованых ветвей и неизвестных листьев, выкрашенных в черный цвет, массивные столбы, увенчанные тяжелыми шарами – все говорило о том, что забор – не просто ограждение, а граница между двумя мирами, которую нельзя просто так пересечь. Из суетного, громкого, горячего мира большого города в прохладное темно-зеленое царство парка можно было попасть через гигантскую Арку. Она заслуживала того, чтобы именоваться с заглавной буквы. Как же постарались литейщики и кузнецы! Металлическое кружево вздымалось к самым небесам! Под Аркой, казалось, легко мог бы пройти Королевский слон в парадной сбруе, если б у него нашлись дела в городском парке. Тенистые липы и клены смыкали свои ветви над широкой главной аллеей, превращая ее в тоннель, наполненный зеленоватыми сумерками. Каждый раз, ступая на разноцветные плиты аллеи, Ладушка замирала от щекочущей смеси страха и ожидания непременного чуда, которое ждет ее в конце пути.

О чем поет утренний город

– Адрамеллех!

Воображаемые ворота, окованные зеленой бронзой, неслышно распахиваются перед путницей, владеющей тайной имени стражника.

– Привет, Амелька! Что хмуришься? Не выспался? То-то же!

Сухонький старичок в восточном халате стоит на пороге небольшой будки, установленной чуть в глубине сада – слева от ворот. Он зябко запахивает полосатый восточный халат, поправляет тюбетейку и тянет к небу ладони лодочкой – так дети ловят теплый дождь. Но солнце еще не добралось до его крыльца. Старик недовольно цокает языком и бормочет:

– Нимага кор сентябрда? Дахшатли об-хаво!

(Зачем снег в сентябре?! Ужасная погода! – узб.яз.)

– Не ворчи, Амелька! А не то хвост полиняет!

Вперед, вперед! Зеленые сумерки отступают перед теми, кто силен и бесстрашен! Нужно успеть! Заставлять играть оркестр без дирижера – верх неприличия! Сбежавший снег оставил на разноцветных плитах аллеи свой след. Ага! Само собой, хулиган-снег не смог пройти и мимо дирижерского пульта! Конечно, на первый взгляд никакой это не пульт, а обычная довольно потрепанная парковая скамейка – одиннадцатая от ворот, если считать по правой стороне. Но на самом деле это лучшее место – отсюда виден весь огромный оркестр.

Тающий снег промочил крашеные доски скамейки. Но это не страшно – можно подложить сумку с книгами и на время примоститься сверху. Так даже лучше. Итак, дирижер у пульта, зрители на местах. Когда же начало?

Зеленый занавес листвы чуть колышется. За ним угадывается суета оркестрантов. Вечно у них так: в последнюю секунду нужно что-то переменить или поправить, сдвинуть стул, наклонить пюпитр с нотами! За спиной едва слышный гул партера, вежливый, но и нетерпеливый. С высоты лож раздается легкомысленное щебетанье. Ах, эти птицы порою совершенно не умеют себя вести!

Пора… Пора, пора!!! Поклон публике, стремительный разворот – взметнулись фалды воображаемого фрака! Дирижерская палочка взмывает вверх…

Вот она – секунда всеобщего молчания… Что? Кажется, началось?! Да! Началось…

– Цок… Цок… Тик-так…

Из глубины аллеи приближаются шаги. Это Старик-Часы. Он никогда не опаздывает. Он проходит по главной аллее ровно в восемь. Неспешное цоканье его подкованных башмаков, словно метроном, задает ритм огромному оркестру, замершему в ожидании. Старик-Часы высок, худ и сутул. Руки, как всегда, сомкнуты за спиной, в пальцах – шляпа. Вот бы как-нибудь незаметно опустить в эту шляпу конфету?! Привет, Старик-Часы!

– Ху-ху-Ха! Ху-ху-Ха!

Начинается музыка! Слева по аллее бежит Человек-Ветер. Он специально дышит так глубоко и громко – тренирует свои легкие. Два шага – выдох, третий и четвертый – резкий вдох: «Ху-ху-Ха! Ху-ху-Ха!» На каждый «цок» старичка – вдох и выдох бегуна. В его глазах что-то далекое, словно неживое. Будто он бежит здесь, и одновременно – в тысяче разных мест на земле. Его могучее тренированное дыхание раскачивает верхушки лиственниц в тайге и поднимают океанские волны.

Главная аллея, вымощенная плиткой – огромная клавиатура с разноцветными клавишами. Какие ноты сегодня возьмет Человек-Ветер? Ведь иногда он бежит мелкой трусцой и будто нарочно наступает только на узкие красные плиты – диезы и бемоли. Вступление получается сложным, дробным, путаным. Иногда он летит широкими скачками по большим прямоугольникам серых плит, и ноги его нажимают только на «белые клавиши». Тогда музыка выходит довольно однообразной, хоть и ритмичной.

Но подождите?! Что за чудо?! Сегодня Человек-Ветер играет что-то уж совсем необычное… Позвольте! Да ведь он перепрыгивает лужи!