— Все, абсолютно все. В том числе, как я умерла.
— Не рассказывай, если не готова, но когда-нибудь тебе все же придется все это выплеснуть.
— Сейчас, — упрямо мотнула она головой, задевая его губы прядью, выбившейся из прически.
Она привыкла к высоким каблукам, осознав тот бонус, который они ей давали — взобравшись на десятисантиметровые шпильки, она хоть немного уменьшала разницу в их росте. Конечно, викинг все еще возвышался над ней на добрую голову, но больше не нависал грозной скалой. Каблуки нравились и Максу. Во-первых, походка Арины приобрела дополнительную женственность. Во-вторых… было очень удобно притянуть ее, обнять и умостить подбородок на темно-вишневой макушке.
Девушка было дернулась высвободиться, но Макс в ответ прижал ее еще крепче, окутывая теплом и такой необходимой поддержкой.
— Мы же друзья, Ариша, — напомнил он.
И пусть Арина не была уверена в последнем высказывании, пусть нижняя губа уже была вся искусана, но возражать она все же не стала, наоборот, немного расслабилась, устраиваясь поудобней в его объятьях.
— Итак?
— Сначала все было хорошо. Мы взлетели, все в салоне похлопали, поздравили капитана. Как оказалось, рано.
— Всегда бесила эта привычка. Чего хлопать? Опасность взлета остается до полного набора высоты.
— Да, я потом тоже об этом читала. Ошибка пилотов, неотрегулированная тяга в основных двигателях. Несколько скупых слов, стоивших жизни тремстам пятидесяти двум пассажирам.
— И одна выжившая.
Арина едко усмехнулась:
— Относительно.
— Все в этом мире относительно. Как тебе удалось избежать шумихи?
— Сказала, что я не села в самолет, в последний момент мне стало плохо, я зарегистрировала билет, но не прошла в салон.
— Слабая версия.
— В нее поверили, альтернатива была из области фантастики.
— И что произошло на самом деле? — настойчиво спросил Макс.
Девушка прикрыла глаза, наконец-то позволяя себе вспомнить. В объятьях Гончей мелькающие перед внутренним взором картинки почему-то показались просто просмотренным фильмом, словно вовсе и не с ней все это проиcходило.
— Мы не сразу поняли, что творится неладное. Самолет шел ровно, не трясся, под нами начали мелькать окраины, лес, только отдалялось все это не очень быстро. Кто-то из пассажиров пошутил, что нам решили устроить экскурсию по Подмосковью. Спустя еще минуту стало вовсе не до шуток. Дальше события разворачивались стремительно, хоть и чудилось, что проходят века. Вместо того, чтобы набирать высоту, самолет стал резко падать. Нас подбросило, удерживали только ремни. Багаж посыпался из отделений над креслами. Почему-то выбросило маски, хотя разгерметизации вроде не было. Эти маски внесли еще больше паники. Люди кричали, дети плакали… дети…
На последнем слове выдержка дала сбой и сквозь заслоны разума прорвались давно подавляемые чувства. Арина плакала, слезы лились по щекам, но она их не замечала, ее лихорадило от выплескивающихся эмоций и только руки Макса все еще играли роль спасательного круга в бушующем море ужаса.
Гончая вдавливал ее тело в себя, заворачивая в собственную ауру, отсекая все внешнее. Это было так похоже на мюнхенский эпизод, что Арина на миг отвлеклась от прошлого: «может все же не бракованный?».
— Что было потом?
Макс спрашивал не от пустого любопытства, не хотел он и мучить свою ученицу, но она должна была все рассказать до конца. Ему неважны подробности, самое главное он и так знает, но ей нужно выговориться. Неразделенный страх порождает слабость, а слабость — это прямой путь на сторону зла. Его Ариша не пойдет по этому пути.
— Потом… потом я впервые увидела тот сон. Я не говорила? Ну про синий цветок?
— Нет, об этом ты забыла упомянуть, — вмиг напрягся Макс.
Девушка немного потерянно кивнула, потом сбивчиво продолжила:
— Я тогда словно заснула. Нет, сперва был скрежет, громкий, болезненный скрежет. Потом удар. Все вокруг стало болью. Бесконечной секундой боли и темноты. Вот тогда я и увидела сон.
Арина замолчала, съежилась, словно ей было зябко. Рука Макса соскользнула с плеча на левую грудь, но она этого даже не заметила.
— Я будто иду по темному, затянутому туманом лесу. Или заброшенному саду. Под ногами каменные плиты, над головой ночное небо. Мне не страшно, не холодно, не больно. Только любопытно, что скрывается за туманом? Наконец, я выхожу на небольшую, круглую площадку, в центре которой стоит черный камень, напоминающий алтарь. Он весь потрескавшийся, а изнутри рвется голубой свет. Над самим алтарем тоже голубой свет, но он гуще и имеет форму — цветок, похожий на розу.
Даже ожидая нечто подобное, Макс не смог сдержать ругательство и это немного отрезвило девушку. Она завозилась, пытаясь высвободиться, снять начавшие ее смущать руки, но Гончая только матюгнулся еще раз и вернул руку на плечо, прошипев на ухо:
— Замри.
— Пусти! — не согласилась Арина, но кто бы ее послушал…
— Не дергайся! Я зол, но не на тебя, — мужчина вздохнул, — скорее на себя. Давно должен был тебе все рассказать, но…
— Но что? — хрипло спросила она.