Поймай меня, если сможешь

Поначалу я по большей части отмалчивался, позволяя беседе идти своим чередом, подмечая слова и фразы, и через короткое время уже ботал по-авиакомпанейски как на родном языке. Для меня Ла Гуардия стала Берлицем воздуха.

Некоторые из моих разговорников были сногсшибательны. Наверно, стюардессы просто не привыкли к действительно молодым пилотам, выглядевшим их ровесниками. «Хэл-лоууу!» – произносила какая-нибудь из них, строя мне глазки, с недвусмысленным приглашением в голосе. Мне казалось, что можно отвергнуть лишь некую толику приглашений, не показавшись грубым, и вскоре я встречался с несколькими девушками. Я приглашал их на обед, в театр, на балет, на симфонию, в ночные клубы и кинотеатры. А еще к себе или к ней.

Я любил их за их ум.

Остальное тоже было выше всяких похвал. Но первое время меня больше интересовали профессиональные знания девушек, чем их тела. А если одно шло об руку с другим, я, разумеется, не возражал. Спальня может быть превосходным классом.

Я был способным студентом. В том смысле, что требуется определенная степень академической сосредоточенности, чтобы все разузнать, скажем, о процедурах оплаты командировочных в авиакомпаниях, когда тебя покусывают в плечо и впиваются тебе ногтями в спину. Нужно быть прилежным учеником, чтобы сказать обнаженной даме: «Ух ты, это твое руководство по летной эксплуатации? Оно чуточку отличается от того, которым пользуются наши стюардессы».

Я прощупывал их деликатно. Даже провел неделю на массачусетском горном курорте с тремя стюардессами, и ни одна из них не усомнилась в моем пилотском статусе, хотя озабоченность касательно моей выносливости прозвучала.

Не стоит думать, будто стюардессы как таковые неразборчивы в связях. Вовсе нет. Разговоры о том, что все стюардессы – страстные нимфоманки, лишь миф, и ничего больше. Если «стюры» чем и отличаются в своей сексуальной жизни от женщин других профессий, то большей осмотрительностью и разборчивостью. Те, кого я знал, были умными, образованными и ответственными молодыми женщинами, хорошо справлявшимися со своей работой, а я ведь не выбирал каких-то особенных из общей массы. Мои подружки по играм запрыгнули бы в постель ко мне, будь они секретаршами, медсестрами, бухгалтершами или кем там еще. Стюры – славный народ. Я сохранил очень приятные воспоминания о встретившихся мне, и если некоторые из них приятнее прочих, то вовсе не обязательно в сексуальном отношении.

Ободренный легкостью, с которой прокатывал за пилота, я решил, что наконец-то готов к операции «Эстафета».

Я вовсе не стал набирать очки с девушкой, которую помню очень живо. Она была бортпроводницей «Дельты», встретившейся мне во время моих первых уроков по усвоению авиационного жаргона. Она оставила машину возле аэропорта и предложила подбросить меня до Манхэттена.

– Вы не высадите меня у «Плазы»? – попросил я, шагая рядом с ней через вестибюль терминала. – Мне надо обналичить чек, а там меня знают.

На самом деле меня там не знали, но я намеревался эту ситуацию изменить.

Остановившись, стюардесса указала на десятки билетных касс, выстроившихся по всему периметру исполинского вестибюля. Кассы в Ла Гуардии имелись, должно быть, у сотни компаний с хвостиком.

– Обналичьте свой чек у одной из этих стоек. Ваш чек примет любая.

– В самом деле? – спросил я, несколько удивившись, но сумев скрыть этот факт. – Это персональный чек, а мы здесь не работаем, знаете ли.

– Да без разницы, – пожала она плечами. – Вы пилот «Пан-Ам» в форме, и любая здешняя авиакомпания примет ваш личный чек в качестве любезности. В Кеннеди ведь так делают, не так ли?

– Не знаю. Мне еще не выпадал случай обналичить чек у билетной стойки, – не кривя душой, признался я.

Ближайшей оказалась стойка «Американ». Подойдя, я предстал перед свободным билетным клерком.

– Вы не могли бы обналичить мне персональный чек на 100 долларов? – спросил я, держа чековую книжку наготове.

– Разумеется, с радостью, – улыбнулся он, едва поглядев на нее. И даже не спросил документы.

С той поры мне частенько доводилось обналичивать чеки у стоек авиакомпаний. Я ощипывал Ла Гуардию, как лиса – птицеферму. Этот аэродром был столь грандиозен, что риск попасться сводился почти к нулю. Например, я обналичивал чек у стойки «Истерн», потом переходил в другую секцию терминала и доил кассу еще какой-нибудь авиакомпании. Я был осторожен. Никогда не подходил к одной и той же стойке дважды. Отработал сокращенную версию той же аферы в Ньюарке и нагрянул в Тетерборо ради пары смачных укусов. Я выдавал липу быстрее, чем питомник саженцы.

У каждого азартного игрока есть своя игра на выезде. Моя заключалась в набегах на отели и мотели, где останавливался транзитный летный состав. Я даже купил авиабилет до Бостона и обратно – честный билет, приобретенный на бесчестные деньги, и закидал аэропорт Логан и окружающие его пансионаты для летного состава бумажными бомбочками, прежде чем удрать обратно в Нью-Йорк.