Поймай падающую звезду

И тут начал учитель гонять бедных пчелок от одного дерева к другому, и нигде-то нет для них цветов. Голос его зазвучал громче, он обвел всех нас взглядом, в этот момент и ветер стих — улетел за горы, — и так закончил свой рассказ:

— Уже хотели они вернуться домой, как вдруг заметили под кустом маленький, голубенький цветочек. Это была фиалка, сладкая, пахучая, пчелки наелись и принесли в свой домик, в улей, первый мед.

Учитель раскланялся на все четыре стороны, засунул руку в карман, мы подумали, что он сейчас вытащит платок, и вдруг видим в его желтых от табака пальцах, как будто в сказке или в недавнем его рассказе, цветок — фиалку.

— Кто первым из учеников обеих школ найдет фиалку и принесет ее сюда, получит приз! — закричал учитель Иван.

3

Вот уж не думали мы, что сегодня здесь появятся грузовики с солдатами — они подъехали к нам со спины, по той дороге, по которой обычно едет общинный трактор, когда везет виноград или удобрения. Целых четыре грузовика, набитых солдатами, все в касках, трясутся в кузове.

Мичука дал одному из солдат кусок сыра, а тот ему свою винтовку. Теперь Мичука целится в вачанских ребят, щелкает затвором, приговаривает:

— Крк, фью! Один усташ готов! Крк, фью! Второй готов!

Я переворачиваю каждый листик под кустами, надеюсь, что мне повезет, что именно я найду фиалку и получу в награду что-нибудь вкусное из сумки учителя. И при этом подслушиваю разговор старого учителя с офицером. Похоже, нам придется отсюда убираться, потому что солдаты приехали на стрельбы, будут палить из винтовок и пулеметов.

— Да здравствует наша родная армия! — воскликнул вачанский учитель и щелкнул каблуками.

— Встреча весны продолжится на Крчиче, у Шпириной мельницы! — громко объявил учитель Иван.

На Шпириной мельнице никого не было, кроме ее хозяина Шпиро, молчаливого, перепачканного в муке. По просьбе учителя он открыл запруду, вода зашумела, жернова завертелись, сначала медленно, потом быстрее и быстрее. Учительница бросила в корзину горсть кукурузных зерен и получила пригоршню теплой желтой муки.

Мичука оставил знамя на мельнице, прислонив его к мешку с мукой, сейчас он занят тем, что сталкивает вачанских первоклашек в Крчич, в холодную воду. Он ловко сбивает их с ног, они падают в мелкую воду у берега, намокает их одежда и обувь, из сумок вываливается еда, они плачут, зовут учителей. Но на помощь надеяться не приходится, сейчас все учителя на мельнице, заняты едой и питьем, к тому же, никто не умеет так быстро и без дыма развести огонь в очаге, как Шпиро. Вачанские малыши выжимают носки, мокрыми натягивают их на ноги или же прячут в сумки, остаются в своей обувке босыми.

Со стороны виноградника слышна стрельба, ее звук через холмы доносит ветер, когда ветра нет, ее заглушает шум воды в Крчиче. Ученики обеих школ вытаскивают свои припасы, разбились на группы, соревнуются, кто быстрее все съест, вода уносит пустые бумажные кульки, шелуху от лука, яичную скорлупу.

Мичука подмигивает мне, я иду следом за ним, за мельницу, по бетонным ступеням, над самой водой, мы раздвигаем ветки, продираемся через кусты, выглядываем из-за камня — вачанский парнишка, похоже, это их знаменосец, уединился здесь, роется в своей сумке, волосы у него черные, торчат на затылке.

— Прямо как бездомный пес, — шепчу я Мичуке.

Мичука осторожно, словно не желая мешать, подбирается по камням к нему, прыгает на него со спины, валит на землю и кричит прямо в ухо: «Кукареку!» Чернявый катится вниз по склону, Мичука настигает его возле самой воды, опять забирается ему на спину.

Я приношу вражескую сумку, в ней, конечно же, все то же самое, что и в наших, но все же, кто его знает? Мичука подносит к шее Чернявого большой старый нож, тупой, перепачканный землей, он его стянул у бабки, жены старого Мркана, с этим ножом она в последние дни поста ходила на луг собирать в траве щавель и листья дикого салата.

— Я из тебя все кишки выпущу, если не дашь нам копченого мяса! — грозит Мичука.

— У меня нету! — сквозь слезы отвечает вачанский мальчишка.

— Открывай! — командует мне Мичука.

Я залезаю в сумку Чернявого, вытаскиваю еду, мяса действительно нет. Беру яйца и сыр, хлеб бросаю в воду, пусть лучше он реке достанется, чем его съест этот гад.

— Давай, раздевайся! Быстрее! — приказывает Мичука Чернявому и сам одной рукой сдергивает с его плеч помочи, тот снимает штаны, колено в крови, ободрал, пока катился вниз с обрыва. Заставляем его снять и трусы, Мичука хотел их искромсать ножом, но он совсем тупой. Я забрасываю одежду Чернявого за камни, мы грозим, что прирежем его как усташа, если он не сядет в воду, на дно мелкого Крчича.

Чернявый плачет, боится холодной воды, но все же медленно опускается, коснувшись ледяной воды вскакивает, кожа его вся в мурашках. Мичука дергает его за волосы и толкает.

Чернявый плюхается в воду, он уже не пытается встать и защищаться, только плачет. Прозрачная и быстрая вода Крчича, успокаивается в маленьком озерце, образованном его ногами.