— Да, мне больно. — Пытливо глядя на красивое лицо, он попросил: — Сделай еще раз!
В лице промелькнуло что-то знакомое, такое приятное, что Леонарду захотелось усадить незнакомку на колени и поцеловать в нос.
В нос? Почему в нос?
Тряхнув головой, он снова откинулся назад. Тягучая боль поглотила, отвлекла, заставила забыть о серебристой женщине у его колен. Только боль дарит иллюзию абсолютного контроля. Движение руки — и острая пытка отключает твои мысли, отнимает все остальное, то, что не дает покоя. После нее остаются шрамы, которые напоминают, что боль можно вернуть в любой момент. Это — единственное, что тебе подвластно.
Ради боли он отказался от своей магии, от семьи, от возможности счастья. Он привык к ней с самого детства, когда взошел на трон еще ребенком, после гибели отца. И сестры. И брата. Война не пощадила никого, кроме худенького эльфа с льняными волосами, а придворный мир научил замыкаться в себе. У него отняли все самое дорогое — свободу и семью. Друзья предавали, любовницы шпионили.
Мать болела, плакала, волнуясь за его судьбу, и тогда Леонард научился улыбаться. Только для нее, чтобы подарить спокойствие.
А для себя он нашел другой путь. Боль. Возможность держать в себе весь мир, всю грязь, страх и печаль, чтобы потом выплеснуть их в крике боли.
— Сильнее… — глубокий вдох, и Леонард предвкушает крик высвобождения. В душе накопилось столько всего, что немыслимо продержаться на плаву, не закричав. Изогнувшись в неумелых руках, он завыл раненым зверем, подтверждая, что она все делает правильно.
Прохладные пальцы гладят его грудь, стирая кровь, натыкаются на шрамы, и он вдруг чувствует на себе ее губы. Язык. Дыхание пощипывает свежие раны. Все еще затуманенное сознание повелевает им, толкает вперед, и он хватает женщину за бедра, сажая на себя.
— Мне нужно… — невнятно говорит он, но захлебывается в ее поцелуе. Пальцы скользят по груди, причиняя новую боль, и это, почему-то, неприятно. Может, потому, что Леонард хочет чувствовать только ее, незнакомку, а боль заталкивает его внутрь собственного сознания.
Облегающее платье скользит вверх по бедрам. Леонард высвобождает себя и входит в нее, резко, без прелюдий, с силой сдавливая стройные бедра. Она кричит, прикусив его губу, и шепчет чуть позже:
— Я тоже люблю боль… эту боль.
Она пытается двигаться, но совсем не в такт, и Леонард хватает ее за талию и сам двигает легким телом. Слизывает слезы с ее губ… Слезы? Что за..? Но нет ни времени, ни сил задаться этим вопросом.
— Ты первая! — Леонард приказывает, ибо он — король, его слово — закон. Ему не перечат. Даже орудуя кнутом, женщины следуют его приказам.
— Что? — невнятно шепчет она в его рот. — А, да… — понимает, когда он толкается сильнее, насаживает, щелкая пальцем, отнимая ее сознание.
Совсем размяк, отпустил себя. Даже сейчас она все еще лежит на его груди, поглаживая шрамы, а ему не хочется двигаться.
— Что дает тебе боль? — спрашивает она, слизывая пот с его шеи.
— Свободу.
— От чего?
— От всего, — философствует он, поглаживая ее нежную кожу. — При помощи боли я могу уйти от всего, замкнуться в себе. Ничто не коснется меня.
— Боль дает тебе свободу, — повторила она через какое-то время. — Полагаю, что мне тоже.
Леонард почти не слушает ее, случайную женщину. Он больше не позовет ее, зачем ему осложнения? Он ищет молчаливое повиновение, умело причиненную боль, а не эту странную близость, которая отвлекает его, выталкивая из привычных мыслей.
Что она сказала? Боль тоже дает ей свободу?
— Что ты имеешь в виду?
— Твоя боль подарила мне свободу.
— От чего?
Поднимаясь с его колен, женщина одернула платье. Непонимающе нахмурив брови, Леонард отодвинул штору.
Свет проник в комнату, ошпарив его первобытным ужасом.
— От тебя, — невозмутимо сказала она, бесстрашно глядя в его глаза.
Иллюзия спала, и перед ним стояла Аметилия Имани. Дочь его лучших друзей, единственных друзей. Он знал ее с детства, называл 'малышкой', таскал на руках.
— Бесстыжая! — закричал он, в панике хватаясь за подлокотники кресла. — Как ты посмела?!
Девятнадцатилетняя магиня и не собиралась извиняться.
— Спокойно, Леон, а то из штанов выпрыгнешь.
Дернувшись, он застегнул брюки, вспоминая то, что только что произошло.
— Ами, только не говори мне, что ты была девственницей.
— Ключевое слово — 'была'. Не волнуйся, мне понравилось. Ты немного грубоват, но, если учитывать раны от колеса, то и тебе порядком досталось.
— Ты хоть понимаешь, что наделала? — Леонард пытался встать с кресла, но ноги не слушались. — Ты опять используешь магию! Прекрати, Ами!
— Меня раздражает, когда ты мечешься из угла в угол, я хочу нормально попрощаться.
— Попрощаться? Ты с ума сошла? Мы же только что… я же только что… Ами! Как я объясню случившееся твоим родителям? — орал он, прикованный к креслу ее магией.