Пойманная

— Я до сих пор не понимаю, почему мы не можем захватить их сейчас, — спорил Зарн. — Я могу приказать урликам сконцентрироваться на его запахе, на том самом, что смутил их в начале, двое ищеек были уверены, что поймали его. У ведущей суки есть маркер в зубах. Один укус и…

Всеотец покачал головой:

— Оссставь их. Я хочу, чтобы девушшшка привязалась к воину, который её защищает, пусть отдассст ему сссвое хрупкое человечессское сссердце, прежде чем её сссхватят. От этого её ссстрадания будут намного больше, когда их разлучат. А моё нассслаждение от её пленения усссилится во сссто раз.

Эти красные пылающие глаза сверкали от предвкушения. Зарн тщательно скрывал собственные мысли. И хотя всеотец питался ментальной болью своих жертв, он так же обожал насыщаться физическими и сексуальными страданиями. Он, как и все Скраджи, был садистом от рождения, в самой его ДНК было заложено причинять партнерше боль, подчинять её.

Зарн никогда не брал женщину против её воли, подавляя в себе эти желания — жестокое наследие от отца. Он повидал слишком много жертв всеотца, сломленных и пустых, и не желал совершить нечто подобное. Он вообще не имел плотских желаний и молился, чтобы ничто и никогда не пробудило его собственных темных аппетитов. Чтобы ни одной женщине не удалось вызвать в нем подобные извращенные и похотливые желания.

«Будет лучше забрать девушку до того, как она сможет сформировать связь, — подумал он. — Мягкосердечно, да, и вопреки воле отца».

— Мы подождем девушку, — проговорил всеотец, прерывая его мысли.

— Тогда я отзываю урликов. Их транспортные капсулы должны пока функционировать. Если нет, то я смогу использовать транспортный луч.

— Нет. Пусть они остаются до тех пор, пока девушку не найдут. Они должны запомнить запах воина — я хочу, чтобы он был выжжен в их сознании. Возможно, позже он понадобится нам.

— Отлично. Я подожду.

— Да, мы подождем. Но не все удовольссствия нужно откладывать. Подойди, сссын мой. Кажется, ты ожидаешшшь наказания?

Сердце Зарна сжалось, но он лишь расправил плечи и вздернул подбородок.

— Да, ожидаю.

Всеотец щелкнул языком по зубам.

— Всегда такой смелый. Давай посмотрим, как быстро я смогу сломать тебя. Подойди.

У Зарна не было выбора, кроме как всё выдержать. Постараться достойно пройти через это. Знакомая песня, которую он не раз проходил с самого своего горького, безжизненного детства.

Зарн опустился на колени перед металлическим троном, пытаясь защитить свой разум. Спрятать то единственное, о чем он заботился, что удерживало его об безумия адской жизни на борту корабля всеотца. Небольшая искра тепла, едва достаточная, чтобы обогреть его холодное сердце, но Зарн отчаянно скрывал это от жадной ищущей хватки всеотца. До каких пор ему удастся хранить свой секрет, как долго он сможет продолжать? Каждый раз, как всеотец исследовал его разум, он всё ближе подбирался к этому скрытому, так отчаянно защищаемому секрету. Как скоро его секрет обнаружат, разорвут и уничтожат?

— Итак…

Всеотец сконцентрировался, слегка прижался шероховатыми кончиками пальцев к голове Зарна. Его прикосновение было омерзительным, мертвенно— холодным. Неудивительно, что похищенные с Земли девушки, с которыми он пытался спариться, сходили с ума задолго до того, как он их убивал. Прикосновения рук всеотца вызывали дрожь даже у Зарна, но он привык к ним с детства.

Хуже всего то, что всеотец не нуждался в физическом контакте, чтобы сканировать сознание своих подданных — он коснулся Зарна лишь затем, что знал, его сын перенесет это ещё хуже и труднее.

«Когда— нибудь я прикоснусь к нему так, что он загнется от боли», — Зарн тут же отрубил эту мысль. Никогда его отец не должен услышать столь предательских мыслей, даже несмотря на то что всеотец наверняка знал, как сильно сын его ненавидит. Знал и не злился.

Ощущение ледяных пальцев, нащупывающих его воспоминания, были знакомыми и отвратительными. Как всегда всеотец уделил особое внимание прошлым страданиям и тоске, с любовью полируя их, пока они не заблестели, как драгоценные камни с достаточно острыми гранями, чтобы расцарапать до крови.

«Как меня разлучили с няней и сказали, что я никогда не увижу её снова. Она единственная была добра ко мне. Невеста Киндредов, захваченная всеотцом. Когда я стал достаточно взрослым и смог обходиться без неё, он отнял её у меня и свел с ума. Позже мне показали её, запертую в клетку, словно животное, с пустыми глазами, она не реагировала, даже когда я умолял её снова и снова взглянуть на меня…

С тех пор жил, как зверь на цепи, у подножия металлического трона, которому раз в несколько дней кидали объедки, не имея возможности уединиться. Если я оказывался у кого— либо на пути, меня пинали и избивали жесткими ботинками, всячески обзывали. Вот тогда я познал истинный смысл ненависти и с тех пор не забывал…