Пойманные сном

Домовой шустро вытер бородой слёзы и постучал по полу. Женщина обернулась. Тогда он перескочил в коридор и снова постучал - уже по дверному косяку. Она опять повернулась к хозяину и склонилась над ним.

- Что она делает? - беспокойно спросил Елисей.

- Сухой стороной перевязочный материал к ране прижала, - проинформировал Глеб Семёнович. - По-моему, она сейчас за тобой пойдёт, Елисей.

- Угу, - пробормотал домовой и побежал дальше, постукивая через свои каждые шагов десять. И вдруг испугался: - А если она уйдёт из комнаты, а он снова?!

- Кажись, она здесь надолго, - пожал плечами Дормидонт Силыч. - Ишь, как делом занялась - аптечку ей подай. Знать, будет сидеть до победного. Значит…

Анюта встала на пороге и огляделась. Через коридор она вернулась в прихожую, а уж отсюда дошла на кухню, где последний стук заставил её поднять глаза на небольшой ящик-аптечку. Женщина улыбнулась, и домовой с облегчением вздохнул: не испугалась. Неизвестно, поможет ли её лечение, так как Елисей чем только рану ни обрабатывал до её прихода - и травами, и лекарствами. Но утешает одно уже то, что она здесь и веет от неё спокойной силой, отчего и пропал страшный сон-ловушка. Так что домовой втайне начал надеяться, что и незаживающая рана хозяина всё же затянется.

Кинув короткий взгляд на кухню, Анюта набрала каких-то пузырьков и початую пачку бинтов. Возвращаясь в спальню, по дороге она заглянула в зал - и улыбнулась при виде работающего компьютера.

- Это ещё кто? - сварливо спросила Вертушинка у Никодима.

- Где? - рассеянно переспросил тот, увлечённый информацией о торнадо в Америке: факты и рассказы очевидцев так поразили его воображение, что он пропустил появление незнакомки в квартире Елисея.

- Где-где! Там! - проворчала Вертушинка, уловив, что его внимание полностью занято происходящим на экране. Но, убедившись в этом, она снова оглянулась на дверь - женщины уже не было. И только после этого загадочный вихорёк позволил себе улыбку. Впрочем, если бы домовой заметил, что Вертушинка улыбается, он бы решил, что ей понравился один из снимков, изображающий величественное явление природы.

… На кухне Елисей сначала старался не очень греметь посудой. Но вскоре, послушав доклады привидений, что женщина спокойно отнеслась к позвякиванию чашек, принялся привычно работать, готовя чай и десерт и не обращая внимания, как шумит. Он помнил, как однажды хозяин обмолвился, что Анюта сейчас живёт в пригороде, и полагал, что путь оттуда долгий, а значит, женщина наверняка проголодалась.

Странно притихшие Шишики только раз отвлекли его. Елисей пригляделся: "помпошки" чинно сидели на столе, возле конфетницы, но зефира не выпрашивали. Домовой пожал плечами: не хотят - и прекрасно. Не до них.

Елисей не знал, что, увидев зефир, Анюта сама выложит его Шишикам. Потому они и не беспокоились. Сколько бы ни оставалось зефира на столе, пакет полностью будет открыт для "помпошек".

31.

Странный сон видел Лёхин. Мало того что накрыл его тот сон непроницаемым колпаком, из-под которого не выберешься, так ещё ниоткуда просвету не ожидалось.

Квадрат светлого пятна в бесконечном, по ощущениям, мраке. Тень от Лёхина чёрная-чёрная. Пуст квадрат настолько, что чистота в нём идеальная. Ну, не считая разнокалиберных чёрных пятен на полу. Лёхин шмыгнул. Чёрт, нос болит… И понял, что за пятна вокруг. Кровь. Потому как капнуло, несмотря на то что шмыгнул.

И лежит он, Лёхин, тут же, на полу - на животе. Так что пятна - вот они, перед глазами сразу. А что самое муторное - он знает, что спит, но собственный сон по-своему повернуть не может, как иногда раньше бывало. Впрочем, он ещё и не знает, что за сон видит и куда его поворачивать.

С живота, кряхтя, повернулся набок - и от удара в лицо опрокинулся на спину. Задышал ртом, потому как попало по всей левой половине лица, но и носу тоже не повезло. Кинуться бы в сторону от бьющего, но чувствует себя Лёхин болезненно вялым, шевельнуться трудно… Только руку поднял потрогать щёку, как что-то тяжёлое упало на живот, придавив его к полу - да так сильно, что Лёхин задохнулся от нехватки воздуха.

Приподняв голову с ноющей от боли щекой, встретился глазами с выпученными глазищами чёрного, словно лакированного зверя. Птицы. Насекомого. Фиг знает кого. Распяленная когтистая лапа крепко жала тело Лёхина к полу. Тёмные, с чуть расплывшимися, точно оплавленными, прожилками крылья подрагивали над сегментированным телом, а фасеточные глаза торчали над клювом. Клюв распахнулся - и из него вылетело то ли жало, то ли хоботок, и это нечто выстрелило в лицо Лёхина, впилось в щёку. И принялось работать, как насос, - выкачивая из него… Что?.. Кровь?