Пойманные в city

Считается, что москвичи не любят приезжих. Я бы не сказала. Мы на них смотрим равнодушно. Приехали — ну и приехали: крутитесь. Не выживете — убирайтесь туда, откуда приехали. Выживете — молодцы. Естественный отбор. Скорее наоборот: приезжие не любят москвичей. Они нас немотивированно ненавидят, считают зажравшимися и вообще: им за квадратные метры в Москве нужно пластаться годами, десятилетиями, а нам они как с неба упали. Несправедливо. Приезжий — он словно остро отточенная стрела, надеющаяся пробить и каменные кремлевские стены, и заскорузло-эгоистические сердца москвичей, которые катаются как сыр в масле и на все плюют с колокольни Ивана Великого. Это да: у москвичей нет географической векторности. Им некуда стремиться. Они и так в центре мира, у самых живительных сосцов планеты Земля. И в этом москвичи подобны древним китайцам, отгородившимся от всего прочего мира каменной стеной. Великая Китайская стена — это не столько оборонительное сооружение, сколько символ: нам тут хорошо, и вы, все прочие, нас не интересуете. И эта, китайская, психология, укоренялась в Москве одновременно с возвышением самой Москвы: в давние века в ней возник свой Китай-город, который существует и по сей день не только в виде топонима, но и в виде сознания. Москвичей считают эгоистами, которые никому и никогда не помогают. А мы не эгоисты. И душа у нас широкая. Просто мы живем, как китайские мандарины, за своей китайской стеной, и нам всего хватает…

Из блога Ольги Щелоковой (regenta)

Дима оказался совершенно прав: в Италии Люськин токсикоз исчез бесследно. Она уплетала так, что за ушами трещало, и сама дивилась своему обжорству. Какое же это было счастье — столь вкусно и разнообразно есть!..

На завтрак в ресторане отеля подавали местную выпечку (потрясающие теплые круассаны с шоколадом, булочки с вареньем, ванильные кексы), прошутто, яичницу, сосиски, питьевой йогурт и фрукты. Еще был ароматный бекон, нарезанный на тончайшие (с бумажный лист) ломтики, сложенные в несколько раз. Когда Люська попыталась развернуть этот «конвертик», то оказалось, что он представляет собой огромный круг.

На обед в любом кафе можно было заказать нежнейшую пиццу, тающую во рту. Люська поглощала кусок за куском и не могла остановиться. То, что она ела до этого в российских пиццериях, просто не имело морального права называться пиццей!

За ужином они с Димой лакомились пастой всех сортов: и пенне с несколькими видами сыра, и фарфалле с копченой колбасой и соусом из цукини и базилика, и спагетти с морепродуктами… Во второй их венецианский вечер Дима решил подшутить над Люськой и заказал пасту, выполненную в виде… крошечных пенисов. Они уплетали это произведение кулинарного искусства, давясь от смеха.

А знаменитые итальянские кондитерские с их восхитительными пирожными!.. Чего уж говорить о кофе — великолепный «Лавацца», конечно, был вне конкуренции. И мороженое, которое в Италии называлось красивейшим словом «джелато» — а кафе-мороженое, соответственно, именовалось «джелатерия». Люська до того разошлась, что даже позволяла себе вечером выпивать бокал вина — разве можно было уехать из Италии, не попробовав знаменитого Бардолино, и Вальполичелла, и Амароне!.. Вино являлось не банальным алкоголем, а своеобразным десертом. После ужина в ресторане им подавали маленькие сухарики с арахисом, которые полагалось макать в сладкое розовое вино и есть.

— Если наш малыш родится алкоголиком, я тебя убью, — шутливо грозил Дима.