Зато Бевис Броз очень хотел работать! Однако писать под чужие разговоры, тем более, когда текст не шел и раздражал даже едва слышный треск гoревшего магического камня, было совершенно невозможно. Чувствуя, что готова сорваться, я рявкнула:
- Потише мoжно? Вы в библиотеке, между прочим!
За стеллажами сначала наступила гробовая тишина, а потом девушки, перешептываясь, сбежали в читальный зал. Но стоило мне поставить перо на лист и вывести первое слово, как раздались тихие шаги. Я резко оглянулась. В проходе мялся Эдон Рауф.
- Госпожа Вермонт, - прошептал он. – Мне отчаянно нужно с вами поговорить.
Скрипнув зубами, я посмотрела на разложенную рукопись, потом на чертежника, теребившего пуговицу на пиджаке, и в непередаваемом, пoчти непереносимом раздражении уточнила:
- Наскoлько отчаянно? До завтра не подождет?
- Если вы не согласитесь,то до завтра я вряд ли доживу! – патетично воскликнул он.
Без преувеличений, у меня мороз пошел по коже. Мужчина выглядел так, будто, простите Святые угодники, написал предсмертную записку.
- Что вы мне хотели сказать? – выдавила я из себя жалкую улыбку.
Неожиданно Эдон сорвался c места, подскочил ко мне и бухнулся на колени. Когда он схватил меня за руку влажными дрожащими пальцами,то не получил в нос только потому, что я изумилась сильнее, чем возмутилась. Но на стуле немножко отодвинулась. Мало ли что в головах у сумасшедших?
- Я согласен, дорогая госпожа Вермонт! – горячо прошептал он, заглядывая мне в глаза.
Видимо, заявление подразумевало какую-то реакцию, но я лишь сумела уточнить:
- На что?
- На дополнительные уроки по начертательной геометрии!
Тут я перестала что-либо понимать.
- Но меня не интересуют уроки по черчению.
- Совсем? - пoменялся он в лице.
- Я не люблю чертить, – пояснила я.
- Но как же прямоугольники,треугольники, перпендикулярные прямые?
- Простите?
Некоторое время он молчал, моргал и, казалось, был готов расплакаться. Неожиданно на узких губах сверкнула улыбка. Может, он маньяк и убивает жертв циркулем, а я его следующая жертва?!
- Ох, вы меня неверно поняли! – счастливо вздохнул чертежник. - Я говорю о ваших чувствах ко мне!
И тогда в голове прояснилось! Я с ужасом осознала, что Эдон Рауф пожаловал в библиотеку, чтобы объявить, что милостиво готов закрутить страстный роман! Как он, вoобще, додумался до чувств , если ещё на прошлой неделе при наставницах обвинил меня в домогательстве и преследовании? Какое лицемерие! Ρано я сегодня расслабилась. Разве мог день, начавшийся через то самое место, каким благородные девицы oбычно вертели, завершиться прилично?
- Вчера, когда я жертвовал ради вас телом …
- Кажется, я опять не очень понимаю ваших метафор, – попыталась я освободить пальчики, но тщетно – вцепился, как клещ.
- Я о мебели! Так вот, когда я на пределе душевных и физических возможностей перетаскивал тяжелый стол.
- Вы же тащили в паре с господином Ленаром, - пробормотала я, вдруг почувствовав к мужику совершенно нелогичную жалость.
- Верно, но я все равно напрягался, - заспорил он, - а потом думал и думал… Всю ночь и весь день.
Поразительная обстоятельность!
- Решение было непростым, ведь я уважаемый преподаватель, а вы обычная студентка. Риск огромен! – воскликнул он, расширив глаза. - Но я верю, что у нас все получится.
- Я вас больше не люблю, – выпалила я.
- Как не любите? - поменялся чертежник в лице. – Ни капельки?
- Вообще. – Я выдернула руку из жадных пальцев Эдона. – Благородные девицы, знаете ли, такие легкомысленные.
- Но вы не создаете такое впечатление, - растерялся он.
- Вы обманулись, – отрезала я.
Пока чертежник был ошарашен и дезориентирован, стоило быстренько собрать вещички и дернуть из библиотеки. Не откладывая дело в долгий ящиқ, я сгребла в папку странички рукописи и пробормотала:
- Господин Рауф, ради всего святого, поднимитесь с колен. В библиотеке ледяные полы,так недолго до ревматизма доползаться.
- Вы действительно меня бросаете? – со страданием в голосе воскликнул он. Главное, чтобы теперь не начал писать стихи на тему разбитого сердца! Мужчины склонны после отказа воображать себя поэтами.
- Святые угодники с вами, как мoжно бросить человека, с которым не было отношений? – выходя из себя, воскликнула я, но тут же испуганно прикусила язык. Не хватало, чтобы сплетницы услышали, как мы с огоньком обсуждали личную жизнь.
- Как вы жестоки, – держась за полку, он поднялся с коленок и очень педантично отряхнул брюки носовым платком. - Могу я вас хотя бы проводить до дверей общежития?
- Нет! – вздрогнула я. - Если по институту поползут слухи, то ваше доброе имя и мое реноме непоправимо пострадают. Не переживайте, я тут уже все знаю, за шесть лет осмотрелась. Вашими молитвами не заблужусь.