Поймать большую рыбу. Медитация, осознанность и творчество

Стэнли Кубрик — мой самый любимый режиссер. В начале моей карьеры он по-настоящему поддержал меня. В то время я работал над фильмом «Человек-слон» на студии «Lee International» в Англии, было снято уже примерно полкартины. Как-то один из продюсеров, Джонатан Сэнгер, подвел ко мне двух сотрудников из команды Джорджа Лукаса и объявил: «Тут для тебя есть одна история».

И ребята рассказали: «Представляешь, Дэвид, вчера мы были в студии “Elstree” и встретили там Кубрика. Мы разговорились, и вдруг он нам предлагает: “Может, поедем ко мне и посмотрим мой любимый фильм?”» Конечно же, они согласились. Вечером они пришли к Кубрику, и он показал им «Голову-ластик». Я понял, что после такого и умереть не жалко.

Мне нравятся все картины Кубрика, но больше всего я люблю «Лолиту». В ней удивительная атмосфера, удивительные персонажи. Великолепная игра актеров. В этом фильме Джеймс Мэйсон превзошел сам себя.

«ВНУТРЕННЯЯ ИМПЕРИЯ» [7]

Мы подобны пауку.

Мы плетем нашу жизнь и движемся по ней.

Мы подобны мечтателю, который мечтает,

а затем проживает свои мечты.

И это верно для всей вселенной.

УПАНИШАДЫ

Когда мы начинали, никакой «ВНУТРЕННЕЙ ИМПЕРИИ» не было. Не было вообще ничего. Просто я однажды случайно встретил Лору Дерн (давненько мы виделись последний раз,) и выяснилось, что она моя новая соседка. «Может, нам опять что-нибудь вместе сделать?» — предложила Лора. Я ответил: «Конечно! Давай, я для тебя что-нибудь напишу. Или, может, поэкспериментировать в Интернете?» Она согласилась.

Итак, я написал монолог на четырнадцать страниц, а Лора его выучила. Получился эпизод длиной больше часа. Лора была просто неподражаема. Мне не хотелось отдавать это в Интернет, уж очень здорово все получилось. В монологе крылась какая-то тайна, я чувствовал ее и просто сходил с ума. Он не выходил у меня из головы. Я стал искать какие-нибудь знаки, зацепки, которые привели бы меня к следующей сцене. Но даже поймав вторую идею, я все равно не мог понять этот мир. Потом возникла еще одна мысль. Эта третья идея была далековата от первых двух, хотя и между ними тоже была пропасть.

Однажды мы готовились к съемкам эпизода под названием «Маленький дом», в котором были заняты Лора Дерн и мой друг Кристоф Майжрак, польский актер. Он только что прилетел в Лос-Анджелес из Варшавы, и команда «CamerImage» привезла его ко мне домой прямо из аэропорта. Когда Кристоф вышел из машины, на нем были совершенно нелепые очки. Он улыбнулся и указал на них пальцем.

Я решил, что он собирается сниматься в этих очках, и сказал: «Нет, Кристоф, не пойдет». Но он стал настаивать: «Мне нужна поддержка для этой роли. Мне обязательно нужна какая-то вещь». Тогда я пошел в свой кабинет и открыл шкаф. Там лежали осколок кафельной плитки, камень и ярко-красная лампочка, вроде тех, что висят в гирляндах на рождественской елке. Я принес все это Кристофу: «Выбирай, что тебе больше нравится». И он взял лампочку. Остальное я отнес обратно, мне не хотелось, чтобы эти предметы были на виду. Затем мы пошли на площадку, где снимался эпизод, и Кристоф вышел из-за дерева с красной лампочкой во рту. Собственно, так мы и создали эту сцену. Одно потянуло за собой другое.

Мне и правда кажется, что раз Единое поле существует, то обязательно должна быть связь между красной рождественской лампочкой и этим поляком в странных очках, пришедшим в мой фильм. Так интересно наблюдать за взаимодействием вещей, у которых, казалось бы, нет ничего общего. Волей-неволей начинаешь задумываться. Как влияют друг на друга вещи из двух разных миров? Должно быть нечто третье, что их объединяет. И хотя трудно себе представить, как может быть целостность в таком многообразии, но океан Единого поля — это действительно то единство, в котором все элементы плавают во взаимосвязи друг с другом.

Во время съемок я надеялся: «Должна быть некая идея, которая свяжет все части фильма воедино, ведь существует же Единое поле». Нет ни одного, даже крошечного фрагмента, не связанного с остальным сюжетом. Я стремился найти связующие нити, благодаря которым отдельные элементы картины заживут общей жизнью. Но мы успели отснять почти половину фильма, пока я, наконец, не увидел нечто, объединившее весь материал. Для меня это был великий день. Все встало на свои места, и я мог быть уверен: это будет действительно художественный фильм.

Название

Однажды, еще в самом начале работы, я разговорился с Лорой Дерн и узнал, что ее нынешний муж, Бен Харпер, родом из Внутренней империи Лос-Анджелеса.[8] Она просто вскользь упомянула об этом, и я совершенно не представляю, что меня подтолкнуло сказать: «Вот это и будет название фильма».