Поймать ветер

— Женька у меня не пропадёт — сам наестся и другого накормит. Вот Игорёха — младший, он не такой, а Женька — парень, что надо.

Любила Светлана Женьку. Он ей и на бутылочку приносил. Правда, с этим она завязала. Участковый пригрозил детей отобрать, струхнула, куда она без них, они её защита. При них она человек — мать. Вот и пошла сюда.

И снова её ветром опахнуло. И шорох прямо возле лица. Струхнула по-настоящему, так что коленки ослабли.

Стучится, скребётся в дверь ординаторской. И тех потревожить — опасно, попадёт. И ужасы одолевают.

— Чего тебе? — в приоткрывшуюся дверь показалась взлохмаченная Татьянина голова.

— Там… — залепетала санитарка, и не знает, что там… — там… летает кто-то, что-то, словно дух или. приведение.

— Ты видела? — спросила медсестра, прикрывая зевок ладошкой, её трудно было удивить.

— Не, я слышала, и ветер прямо в лицо. Оно к мальчику, а потом от него.

— Сквозняк, наверное, форточки закрой, некому тут летать. Иди уже спи и мне не мешай, — строго проговорила Татьяна, плотно закрывая дверь.

— Чего она? — прошептал Сергей, принимая её в объятия.

— А, — махнула рукой Татьяна, — мерещится всякое.

А Светлана, боясь оторваться от спасительной двери, боясь сдвинуться с места, опустилась на пол, спиной к косяку, да так и просидела до утра, то задрёмывая, то всматриваясь в концы слабо освещённого коридора, слушая вздохи, шепотки, смех и стоны за дверями, которые были единственной чёткой реальностью жизни и вырывали её из нереальности происходящего.

Потому что разуверить её было нельзя: что-то невидимое, достаточно большое, пролетело возле неё дважды, опахнув движением воздуха и какой-то могучей силой. Как в грозу, подумала она, когда ударит рядом. И вдруг поняла, что даже запах озона был, как после кварцевания.

Татьяна в пять утра с трудом отворила дверь ординаторской, отодвинув спящую на полу у дверей санитарку.

— Вот дура заполошная, — оглянулась, поманила за собой Сергея, — посмотри, она тут всю ночь свидетелем просидела.

Начинался новый день жизни 9-го отделения психиатрической больницы. Дежурные сёстры и санитарки заперекликались, забегали по коридору, не боясь разбудить больных, их через час всё равно вырывать из химического сна, давать лекарства, ставить уколы.

Татьяна вошла в третью палату, включила свет. Подошла к одному больному, ко второму, тряся за плечи.

— Пора просыпаться, подъём, ваш укольчик. Димина кровать была последней, у самой двери, она всегда начинала не с него, давая ему лишние секунды забытья.

— Дима, — положила руку на странно холодное плечо, повернула к себе его лицо с блаженной улыбкой и облегчённо-горько вздохнула, — отмучился.

И только тогда вспомнила санитаркин рассказ.

10. Больница

Глупость человека разрушит его жизнь, но он во всём обвинит Бога.

Притчи Соломона

Как будто что-то произошло, Наталья Николаевна и сама не поняла, что случилось: то ли лекарства подействовали, то ли погода устоялась, то ли Господь внял её молитве. Но вдруг, словно глыбища с души и тела свалилась — отпустило.

Только что вокруг всё серое и неприглядное озарилось, засветилось, стало разноцветным и ярким. И воздух из тяжёлого сделался лёгким, игристым… как шампанское пьянил при каждом вдохе. И грудь дышала свободно, и шаг пружинил. Вчера ноги таскала, как старуха, а тут, словно лет двадцать сбросила: шла упругой походкой и сама себе нравилась. Будто со стороны на себя смотрела — вот идёт пожилая, но какая моложавая, лёгкая, спортивная женщина. И рассмеялась своей глупой внутренней хвастливости:

— Ах ты, дурочка старая, — конечно же, себя старой никак не считая.

А и то, подумалось, какая же старая, когда такой воз везу, двум молодым не потянуть. И, уже грустно вздохнув, — что бы я без Тебя, Господи, делала. И уже со слезой на глазах и содроганием гортани, — прости, сохрани и помилуй, Господи. И пошёл перечень дорогих сердцу людей: и тех, кто ближе, и тех, кто подальше.

Когда немощь и отчаяние одолевали, тогда молилась за узкий круг, о тех, кто под самым крылом. А когда отпускало, когда Бог силы давал, то собирала вокруг себя в молитве всех: и ближних, и дальних. Физически ощущала их присутствие, наполнялась благодарностью к ним, за то, что были в её жизни. Каждый след в душе оставил — верёвочку-ниточку протянул, чтобы жизнь крепче была. И удивительное дело: всякий раз после такой искренней молитвы кто-нибудь из поминаемых да выныривал из глубины жизни. Кто-нибудь, лет сорок назад потерявшийся, вдруг объявлялся, словно услышав, как она его имя Богу молитвенно шептала: «Сохрани и спаси.». Теперь к поминаемым прибавились и больничные люди.