— Собака съедает дома полную миску, а потом все равно с жадностью поедает отбросы. При этом она худеет, её периодически тошнит, понос (возможно, со слизью) сменяется запором, шерсть тусклая. Или собака отказывается от еды, предлагаемой дома, и значительно охотнее поедает на улице отбросы и фекалии. В этом случае у собаки может быть глистная инвазия или ей не хватает каких-либо витаминов и микроэлементов. Да мало ли что может быть! Обязательно обратитесь к ветеринару! В этом случае нужны его совет и помощь.
Глава 28. НОВОГОДНИЙ СИНДРОМ
Собака боится грома, выстрелов, салютов и фейерверков, полностью отравляя хозяевам все праздники, особенно Новый год.
Как-то раз, когда моему эрделю было около полугода и он, не ожидая ничего плохого, поедал из собственной миски положенную ему порцию, сверху на миску неожиданно свалилась разделочная доска. Гвоздик, на котором она висела, ни с того ни с сего выпал из стены, миска с грохотом перевернулась, а щенок пулей вылетел из кухни. С тех пор и до конца своей жизни пёс боялся… кухни. К счастью, он не боялся ни миски, ни еды, ни подставки, на которой миска стояла, а только отказывался перейти порог кухни. Пришлось кормить его в коридоре. Если же его все-таки заманивали в страшное место с помощью особенно вкусного лакомства, Джой торопливо заглатывал его, опасливо поглядывая наверх, и спешил выскочить вон. Он совершенно спокойно заходил в незнакомые для него квартиры моих друзей, быстренько ориентировался, где находятся тамошние кухни (очевидно, определяя их по запаху), и неизменно отказывался иметь с ними дело.
Причём любые другие комнаты он посещал охотно, проявляя здоровую исследовательскую реакцию, с любопытством, не поджимая хвоста, обнюхивал все углы. К нашему счастью, кухни за собаками по улице не гоняются, поэтому его страхи нам не мешали. Ни выстрелов, ни грома, ни транспорта он не боялся.
В те времена я была близко знакома с владельцами ещё двух эрделей. Они тоже чего-нибудь боялись. Вилли-Вест однажды ловил влетевшую в комнату муху, а поймал… осу. И она, естественно, ужалила его в язык. Псу стало так плохо, что пришлось оказывать ему ветеринарную помощь. С тех пор, если в комнату залетало нечто жужжащее, он прятался под кровать и не вылезал оттуда, пока зловредное насекомое не изгоняли из дома. На улице он не убегал от мух, ос, пчёл и прочих крылатых тварей, а осторожненько обходил их стороной.
Джерри-Джерси пришлось хуже всех: во время семейного скандала собаку ударили дверью. Не намеренно, а нечаянно — все враждующие между собой стороны собаку-то как раз и любили. Но кто-то в сердцах хлопнул дверью, не заметив её. С тех пор эрделька боялась… ходить по полу. Войдя в квартиру (все равно, свою или чужую), она мгновенно запрыгивала на кресло или кровать и пряталась в подушках. И даже пыталась перепрыгивать с мебели на мебель, чтобы не ступить на страшный пол.
Грету в Средней Азии ужалили сразу три осы-сколии, которых она пыталась поймать в помещении. Собаке стало плохо. Дело было в экспедиции, и мне самой пришлось оказывать ей первую помощь — делать инъекцию димедрола и отпаивать крепким сладким чаем для поддержания сердечной деятельности. Придя в себя, никаких выводов она не сделала, так и продолжала с прежним рвением охотиться на крупных жужжащих насекомых. В другой раз, на Кавказе, она прыгнула в пропасть, чтобы поймать ворона, который с издевательским карканьем пролетел рядом с нами. По счастливейшей случайности собака застряла в кусте, разросшемся на уступе.
Она смогла встать на задние лапы и зацепиться передними за край обрыва, после чего я вытащила её наверх за ошейник. Предполагается, что чувство высоты у собак врождённое. Но очевидно, что выросшая в городе собака неправильно оценивает пространство и расстояние в горах. Что касается стрельбы, то во время обучения Грета быстро определяла источник звука и пыталась наброситься на человека, стрелявшего из стартового пистолета. Такая вот была собака…
Мойра до шести лет не боялась ни выстрелов (нормально сдала и общий курс дрессировки, и защитно-караульную службу), ни грома, ни взрывов петард. Но её последняя беременность, осложнившаяся токсикозом, совпала с Новым годом. И какой-то внутренний дискомфорт совпал с громкими звуками. С тех пор — с шести лет и до двенадцати — она исправно выдавала настоящую фобию на все громкие звуки. Услышав любой хлопок, напоминающий выстрел, она опережала меня метров на пятьдесят, потом бежала обратно на полусогнутых ногах, дрожа всем телом и тяжело дыша при этом. Приходилось давать ей успокаивающие препараты. Её дочь Норна смотрела на неё с удивлением: она как не боялась громких звуков в детстве, так и не стала их бояться в дальнейшем. Интересно, что страхи Мойры исчезли в последний год её жизни, после того как её прооперировали и удалили все органы «по женской части».