Поиск-81: Приключения. Фантастика

«Уже знает», — догадался Рысин.

— У меня к вам один вопрос, профессор!

Желоховцев со скрипом передвинул по перилам руку, остановился. Рысин механически отметил: «Ладонь потная, потому и скрипит…»

— Опять вы? — удивился Желоховцев.

— Я понимаю ваше состояние. Но мне необходимо выяснить одну подробность… Скажите, Трофимов — левша?

— Не помню…

— Среди ваших сотрудников или студентов есть левша?

Не отвечая, Желоховцев двинулся к подвалу.

Рысин догнал его, тронул за плечо:

— Поверьте, это очень важно!

Желоховцев обернулся и тихо, с какой-то странной ритмичностью, словно произносимые им слова были цитатой из латинского классика, проговорил:

— А подите вы к черту, молодой человек!

10

Что-то будет?

Стучит, заходится в штабе генерала Зеневича юзовский аппарат. Ползет, скручиваясь, лента, ложится на пол рождественским серпантином.

Полуприкрыв глаза, слушает генерал бесстрастный голос телеграфиста. Начальник штаба стоит у настенной карты с карандашом в руке. От бессонницы посерели лица, красными ободками обведены припухшие веки. Все ближе и ближе к городу клубится на карте месиво кривых стрелок, треугольничков с флажками, зубчатых полуколесиков, обозначающих занятые рубежи.

Поблескивает на столе банка английских консервированных макарон. Хлеб лежит на тарелке, а рядом оплывает, желтеет по краям шмат сала.

Генерал Зеневич слушает сводку и вдруг кричит вошедшему адъютанту:

— Вы забываетесь!

Адъютант смотрит на корпусного командира, лоб его собирается морщинами.

— Это штаб корпуса! — кричит генерал. — А вы входите сюда, не потрудившись обтереть ног, как в конюшню!

Адъютант круто разворачивается на каблуках, и в эту минуту на сорок девятой версте от города — направление северо-запад — случайный осколок задевает телеграфный провод. Со звенящим шорохом скользит по траве проволока, распадается мир, и в штабе генерала Зеневича умолкает юзовский аппарат.

Через несколько минут двое вестовых мчатся верхами от штаба к железнодорожной станции. Редкие прохожие смотрят, как разбрызгивают кони просыхающие лужи на мостовой, и душа замирает от бешеного их галопа.

Куда? Зачем?

Была жизнь как жизнь, а теперь неизвестно что. Еще висят на заборах приказы, шагают патрули, барышни в бело-зеленых шарфиках стучат на своих «ремингтонах», а майор Финчкок, как новый Честерфилд, пишет письмо сыну о том, каким должен быть настоящий мужчина.

Но уже ползут от госпиталей к вокзалу санитарные фуры, ночами постреливают на улицах, и хозяева с пяти часов вечера закладывают железными штырями оконные ставни — не власть, не безвластье.

Генерал Зеневич подходит к окну. Курчавое азиатское облако плывет над городом.

Тишина.

11

После встречи с Якубовым Костя остерегался появляться в университете и решил зайти к Желоховцеву домой. Около двух Григорий Анемподистович всегда приходил домой обедать. У него был больной желудок, и ел он только то, что готовила Франциска Андреевна. Готовила она лихо, не жалея соли, перца и уксуса, однако ее воспитанник утверждал, будто в домашних условиях все эти специи для него совершенно безвредны.

Все эти дни Костя прожил у Андрея — они были знакомы давно, еще по январскому подполью. К его теперешним заботам Андрей относился без особого сочувствия, как к делу нестоящему, хотя и помогал, чем мог. Впрочем, и на Сортировке музейные экспонаты не обнаружились — словно в воду канули. Оставалось сидеть и ждать известий из управы. По словам Леры, Федоров что-то там такое пытался предпринять.

По Монастырской Костя дошел до Соборной площади. Площадь круто обрывалась к Каме, шпиль колокольни слегка клонился в сторону берега, относимый течением облаков, и, глядя на него, Костя припомнил одну загадочную подробность, о которой он забыл спросить у Желоховцева при последнем разговоре.

В феврале, вскоре после падения города, он стоял в толпе — здесь же, перед кафедральным собором. Ждали Колчака, который уже прибыл в Пермь и должен был приехать на торжественный молебен. Ждали долго. По площади перекатывался дробный стук — согреваясь, били каблуком о каблук, топтались на месте. Перед толпой расхаживали солдаты из дивизии генерала Пепеляева, под их сапогами пронзительно скрипел утоптанный снег. От паперти двумя неравными крыльями тянулись ряды духовенства, собранного сюда со всей Перми. Духовенство стояло в светлых пасхальных ризах. Отдельно темнела группа представителей власти: городской голова Ширяев, председатель губернской земской управы Дьяков, главный военный комендант полковник Николаев — в прошлом уездный воинский начальник, как говорили, и еще человек десять рангом поменее, среди которых Костя заметил ректора университета, профессора Култашева.

Костя, старательно пряча лицо в воротник шинели, все время поглядывал назад, на Кунгурскую, откуда должен был появиться верховный правитель. Рука сжимала в кармане холодеющий браунинг. Металл холодел, пальцы стыли, и уже не было того ощущения мертвой слитности руки и рукоятки, при котором и целиться-то почти не нужно — пуля сама найдет цель.