— Сам себя узнавать перестал, вот пошто. Лютее зверя сделался. Ведь у тех немцев как? — все от бога и с богом делается. На пряжках солдат так и сказано: «С нами — бог». И погли ты: все святое в грязь втоптали — и детей, и старух, и святые храмы… Сволин с Советами на одной тропе хошь шатко, а стоял, а с немцем не смог. Вот пошто! Опостылели. Случалось, и партизан раненых укрывал, и солдатам нашим пропуска выхлопатывал. Комендант догадываться стал, слежку за мной наладил. Да опередил я его, уложил вот этой самой. Выждал и справил свое как хотел. Случай удобный подвернулся. До-о-лго ждал я этого случая! В памятку прихватил у него кое-что.
— Что же взял-то, что?
— Пистолет новенький, два паспорта русских мужиков и штуковину, которой цены нет — набор посуды золотой. Должно, из музея где спер он красоту такую. Цена посуде этой — не одна тыща. Так полагаю.
— Взглянуть бы! — снова не удержался Потехин.
— Гляделки повытекут! — рассердился Сволин.
Помолчали. Сволин наполнил кружку медовухой, но пить не стал, а только слегка пригубил. Порылся в бороде.
— Потом в лесах обитался, — продолжал он. — Со дня на день смерти своей ждал, а она медлила, не являлась. Знал: не замолить грехов своих, а жить все одно охота. Партизан боялся, а немцев — тошнее того. Когда их шуранули со Смоленщины, народ из лесов стал выходить, вышел и я. Меня, вишь ли, «рыжики» сюды заманили. Золото, оно во все времена великую силу имело. Богатство, оно в жизни, что скелет в человеческом теле. Основа всему. Счастье порознь с богатством не ходит. Кто от богатства откажется? А ко мне оно само бежало. Хватит ли сил моих удержать его, вот о чем пекусь. Такие, брат, пироги. Ладно, исповедовался тебе, дружба, как на духу, а ты знай помалкивай.
Похрустев пальцами над столом, Сволин прикрыл ладонью рот, отодвинул от себя пустую тарелку, облокотился на стол и в упор уставился на Потехина, который все еще как загипнотизированный сидел напротив, насторожив уши. Едкая улыбка озарила лицо Сволина и тут же скрылась в бороде, как короткая молния в туче. Не отводя глаз от Потехина, он важно закачал патриархальной головой из стороны в сторону:
— Ой, не сумеешь ты, Агафон Григорьевич, язык сдержать за зубами! Смотри мне, дружба! Не угрожаю, упаси бог, а пре-дуп-реж-даю! Сволин обид не прощает. Не родился на свет божий тот, кому Сволин послабление допустил. У меня на этот счет своя азбука.
Потехин рванул рубаху, поймал на груди желтый медяк креста и стал целовать его яростно и долго. Наконец, задыхаясь, растекся в заверениях:
— О чем печешься, Дементий Максимович? Вот он, видишь?
Сволин все глядел и глядел на Потехина, сознавая, что разговор о золоте основательно покачнул его завистливую душу.
— Полно дурачиться, Агафон Григорьевич! — Сволин встал из-за стола, прошелся по кухне, отщипнул от каравая мякиш, скатал его в шарик и отправил в рот, зачавкал, аппетитно и вызывающе смакуя. Забросив руки за спину, заговорил, нажимая на «о»:
— Присоветуй, суседушко, как дальше-то жить мне, а? Золота у меня — вот! — Он резанул ребром ладони по горлу. — А как жить, куда притулиться, ума не приложу. Думал за границу тягу дать, по земле аглицкой попылить «рыжиками», да где там с моей-то башкой. Ни тебе знаний чужого языка, ни тебе пронырства. Опять же — вот и паспорта на свое имя не имею…
— М-да! Закавыка большая, — согласился Потехин. — Но, думается, нет положенья безвыходного. Пока война — никуда тебе двигаться не след. Не вылезешь на народ — будешь жить себе сколь бог велел. В леса уходи. Лес для человека — рай небесный.
— Ну, а золото… Так что ли и будет зазря пропадать в земле?
— Жрать захочешь, одеваться — тоже? Откуда все это за так тебе свалится? А жить тебе еще много надо. Вот и Степан твой на таком же положеньице. Думай сам, мне-то чё! Пристроишься где тут, за золотишко помогать будем вашему прожитию, а там, гляди, и амнистия таким, как вы со Степаном, будет объявлена.
— Так-то оно так!.. — согласился Сволин. Помолчал. Неожиданно для Потехина попросил:
— Сведи ты меня со Степкой поскорее.
— Говорю, на днях должен он заявиться на пасеку. Там, в избушке, сколь ночей уж провел твой Степан. С темнотой приходит и уходит, — поди копни его! Еды оставляю там. Да!.. На вашем положеньице, как медведям, надо в землю залечь. Таков мой совет. Может, ты другой план имеешь? Однако, утро вечера мудренее, ляжем спать поранее.
От принесенного тулупа исходил приятный холодок с кислым запахом овчины. Улеглись неспешно, по-домашнему, и уже минут через десять Потехин вдыхал с шумом, а выдыхал с бульканьем и одышкой.
А к Сволину сон не шел. Ему мерещилось, что по сеням кто-то прошел и затаился возле двери. Ждал: вот-вот рывком распахнется дверь и незнакомый властный голос пробасит: «Выдь, затворник!» Он достал из-за пазухи парабеллум и, помедлив с минуту, сунул его под подушку. «Ежели через четверть часа дверь не раскроется — поблазнилось», — борясь со сном, успокаивал он себя.