Поиск-84: Приключения. Фантастика

Наиболее подходящие к его жизни и положению мысли, увековеченные библией, он подчеркивал двумя чертами и на страницах делал закладки для того, чтобы снова и снова возвращаться к ним. Они укрепляли его дух, помогали чувствовать себя неуязвимым при возможных ударах судьбы. Особенно часто возвращался он к словам: «Меньше плачь над умершим, потому что он успокоился, а злая жизнь глупого — хуже смерти». «Лучше смерть, нежели горестная жизнь или продолжающаяся болезнь». «Лучше умереть бездетным, чем иметь детей нечестивых».

Вселяли чувство веры и облагораживали его душу изречения, о наличии которых в библии ранее старик не имел понятия, которые при поверхностном чтении не разбудили внимания его. Теперь же, после убийства сына, изречения эти зазвучали подобно фанфарам в духовом оркестре: «Страх господень — слава и честь, и веселие, и венец радости. Боящемуся господа благо будет напоследок, и в день смерти своей он получит благословение». «Нет памяти о прошлом; да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут».

Изречения эти для Сволина были находкой необыкновенной. И истолковывал он их так: «В конце жизни, сколь ты ни грешил, проникнись страхом перед богом, и он вознаградит тебя своей милостью. А в народе памяти о прошлом нет, так зачем угнетать себя какими-то ужасами перед будущим?»

— Вот и ладно! Вот и хорошо! — уяснив смысл изречений мудрых, возликовал Дементий Максимович. Он вскочил с места, в веселом бешенстве заметался по подземелью, елейная, по-детски наивная улыбка зажглась в глазах его впервые после похорон сына. Она была признаком воцарившегося в теле старика душевного равновесия и покоя.

Вчитываясь, он всё больше убеждался в том, что кривотолков все-таки в этом писании хоть отбавляй и что коварнее преступника перед человечеством, чем сам бог, нет и быть не может. Если человек с человеком повраждуют, то много ли крови они прольют взаимно, а он, бог, куда как злоупотребляет своей верховной властью. Ведь это надо же: «Перед ним — дела всякой плоти и невозможно укрыться от очей его». «Огонь и град, голод и смерть — всё это создано для отмщения. Смерть, убийство, ссора, меч, бедствия, голод, сокрушения и удары — всё это для беззаконных; и потоп был для них». «…Ужас и яма и петля для тебя, житель земли!» «Меч господа наполнится кровью…» «Все народы перед господом считаются как ничто, — менее ничтожества и пустоты».

Сволин читал цитату за цитатой, а в ушах его набатом гудел голос бога Саваофа, словно на пожар собственной души настойчиво и неумолимо звал: «…Поднимите глаза ваши к небесам, и посмотрите на землю вниз: ибо небеса исчезнут, как дым, и земля обветшает, как одежда, и жители ее также вымрут; а мое спасение пребудет вечным».

В тот вечер старик еще вычитал цитату, которая окончательно ввергла его в неописуемый восторг. Она открыла глаза его и сердце наполнила надеждой. «За смирением последует страх господень, богатство, и слава, и жизнь».

Чем глубже вникал он в смысл прочитанного, тем четче и яснее выстукивало его сердце: «Обойдусь, укреплюсь, восстану!» Чтение принесло ему утешение и надежды. Он стал смотреть на себя другими, совсем другими глазами — глазами пережившего всемирный потоп. Не грех великий, а заслуги свои начал усматривать он перед богом, к ним вели его все дороги жизни, каждый прожитый день. Нет, Сволин не был отступником! Та беда его — до этих дней он плавал в розовом тумане небытия, за непроходимым буреломом земных сует не разглядел лик господа бога, не расслышал спасительный глас его. А теперь же он готов стать перед всесильным могуществом его на колени и молить о своем спасении столько, сколько ему, господу богу, заблагорассудится.

С великим сожалением он осознал свой единственный и теперь уже непоправимый промах — не далась библия в его руки в молодые годы.

Теперь же, бегая по страницам близко посаженными ястребиными глазами, он улавливал для себя в прочитанном магические нравоучения, как надо было распорядиться судьбой, чтобы стать имущим и знатным. Некоторые изречения он решил заучить и теперь, похаживая по подземелью, толмил вслух: «Ни сыну, ни жене, ни брату, ни другу не давай власть над тобою при жизни». «Корм, палка и бремя — для осла, хлеб, наказание и дело — для раба. Занимай раба работою и будешь иметь покой; ослабь руки ему и он будет искать свободы». «Розга и обличение дают мудрость».