Поиск-86: Приключения. Фантастика

— А я не посторонняя. Все-таки как ты думаешь, за что его так?

— Нам фантазировать не положено, нам положено знать. Не исключено, что кто-то свел старые счеты. За что — неизвестно. Может быть, какой-нибудь пацан баловался с оружием и произошла нелепая случайность. Может, еще какая-нибудь причина, которая не пришла мне в голову. Все может быть… А сейчас рыцарь просит у прекрасной дамы прощения, рыцарь хочет завершить обед.

Катерина шлепнула его ладонью по плечу.

— Ладно, сэр Марвич, на сегодня я вас прощаю! Так и быть, принесу вам второе и компот.

Уже засыпая, Марвич вдруг ярко представил себе начало этого долгого дня: глухой тупик, уходящие в бесконечность обшарпанные стены пакгаузов, распростертая фигура на черном от мазута гравии.

4

С женой Лукашина договорились на девять, и ровно в девять ноль-ноль Марвич звонил в квартиру номер сорок четыре. Солидная, обитая толстым, под кожу, пластиком дверь не шелохнулась. Ничего не поделаешь, приходилось ждать, а Марвич, как взведенный курок, весь был нацелен на действие: собирался с утра побывать на заводе, потом в больнице, на Лукашину отводилось минут двадцать, от силы сорок — почему-то был уверен, что она вряд ли сможет чем-нибудь помочь розыску. По логике если бы были у нее какие-либо подозрения, давно бы прибежала в милицию, в крайнем случае позвонила.

Приходилось, однако, ждать, и Марвич решил пока что побеседовать с соседями: все равно без этого не обойтись. Соседи — народ не всегда добрый, но наблюдательный: почти в каждом доме есть скучающая у окна бабуся, которая с точностью отмечает время прихода и ухода каждого жильца, а уж если молодой блондин из третьего подъезда с мусорным ведром в руках остановился перемолвиться словечком с брюнеткой из пятого подъезда, это событие будет обсуждаться на совете кумушек не меньше двух дней.

Марвич поднялся на этаж выше и нажал кнопку звонка у ближайшей двери. Никто не откликнулся. Понятное дело, все на работе. Он перешел площадку и позвонил в другую квартиру. Девица в обтягивающих джинсах, не переставая расчесывать длинные волосы, чуть разжала манерно изогнутые губы.

— Соседи? Слева — какие-то зачуханные инженеры, а справа — чуваки что надо. Маг — стерео, «Жигули», финская стенка, куртка на нем — французское шевро, высший класс, мужик-экстра. А жена — мымра в золоте, птичка-чечевичка и, надо же, отхватила мужика!.. Что? Лукашины из сорок четвертой? Первый раз слышу.

На следующем этаже взгляд невольно останавливают блещущие никелем пластины, оковывающие дверь. Сразу ясно: за такой дверью есть что хранить. После звонка стучат каблучки, в узкой щели показывается перечеркнутое цепочкой холеное женское лицо, волосы накручены на бигуди.

— Насчет соседей?

Дальше передней Марвича не пустили. Резко пахло кремом, пудрой, какими-то притираниями, и он невольно чихнул. Женщина привычно растянула губы в улыбке, но глаза остались холодными, оценивающими.

— Давно пора милиции заинтересоваться нашими соседями. В сорок девятой две взрослые девки, накрашенные, намазанные, мало того, что к себе водят, так еще на площадке чуть не до утра с парнями милуются, и все с разными.

— Наблюдательная вы женщина.

— Слава богу, глазами не обижена! Вижу, что творится!.. В пятидесятой тихони да капризули, все им не так, телевизор, еще одиннадцати нет, мешает, магнитофон — хоть вообще выкинь, а у самих как суббота-воскресенье, так полон дом гостей. Ручку ей целуют: «Здрасьте, Серафима Петровна». А потом запрутся и тишина-а-а… Это чем же, спрашивается, они там занимаются, а? Милиция, конечно, ничего не ведает, жуликов мелких ловит, а здесь, может, куда серьезнее…

— Учтем… — поддакивает Марвич. — Ну а ниже, под вами, — там кто?

— В сорок четвертой?.. Про тех ничего не скажу, не знаю…

Чай в чашке подернулся матовой пленкой, но Марвич, хотя ему и хотелось пить, не решился сделать глоток. Непонятно почему возникло и не исчезало ощущение скованности. Все в этой комнате говорило о раз и навсегда установленном порядке. Темная штора прикрывает окно. Стеллажи вдоль стен заполнены старинными фолиантами, отблескивающими тусклой золотой вязью. На зеленом сукне письменного стола ни пылинки, бронзовая арфа в приборе из серого мрамора сияет, как бляха моряка-первогодка. И дама, сидящая напротив, — именно дама, иначе ее не назовешь — неотделима от этой комнаты. Синь седых волос сливается с голубизной прикрывающих мебель чехлов, неброский шелк бежевой кофточки — с багетом стен.

— Я еще раз прошу извинить меня, лейтенант. Выскочила в магазин, думала, успею, а там очередь…

— Ну, что вы!.. Извините, если мои вопросы покажутся бесцеремонными. Может быть, у вашего мужа были враги?