— Достоверность невозможна без возникновения чувств. У тебя пойдут живые картины и декорации. А ты мастер делать декорации, — говорю я машинально. Не знаю, почему я так упорно хотела ему это высказать. Бессмыслица. При чем здесь декорации?
Олег окажется прав в том случае, если целью отрывка был показ. Я буду права, если целью было понимание. Что, если Артуро проверял именно эту способность? Тогда — средневековая планета, так? Но не для Олега…
— Превосходно, — говорит Олег. — Закончим этим импульсом и крупным планом. Спасибо.
— Ты знаешь что-нибудь об Артуро? Вернее, о том, для чего ему этот фрагмент?
— Ничего, — улыбается Олег. — А неплохо, верно?
Я не отвечаю.
Артуро приходит в студию, когда все поклонники «известного граммера Олега Дуплева» уже в сборе. Или почти все.
— Извините, Артуро, — обращаюсь я к нему. — Можно попросить импульсатор, там должно было получиться…
— Конечно же, можно. Что-то вы опять придумали? — шутливо говорит он. — Настройте кто-нибудь пульсатор.
Мне уже жаль, что я попросила. Но Артуро хотел видеть всю пленку. Я не смогу скрыть, да и не хочу скрывать того, что получилось. Но ведь это и признание, открытое признание. Интересно. Как Олег сказал: интересно, будет интересно.
Пока идет просмотр, все молчат. Артуро, Олег. Ребята. Я не могу поднять глаз. Мои импульсы воспринимаются как чужие. Так и должно быть, успокаиваю я себя.
Конец пленки. Но экран не гаснет, а подергивается рябью, сквозь которую угадывается движение.
— Сработал кто-то из вас, — говорит Артуро и смотрит на меня. — Дал такой импульс, что действие логически продолжается. Теоретически это возможно, но я впервые вижу.
«Возможно, логически, теоретически…» И вдруг я кричу:
— Олег! Феррара, они тебя убьют! Олег, помоги же!
— Это же запись! — тоже кричит Олег.
— Дуплев, — спокойно говорит Артуро, — делайте, что просят.
Олег бросается к экрану. Впервые Артуро назвал его по фамилии.
Тонкая муть рвется, пропуская Олега, и сквозь рябь совсем уже ничего не видно.
Артуро подходит ко мне.
— Ах ты, кошечка… — беззлобно говорит он.
— Я не могла, я не могла по-другому… — шепчу я. — Иначе не искусство.
— Жизнь, — говорит Артуро. — Жизнь, а не искусство.
Феррара жив. Вот он спрыгивает со сцены, приближается. Глаза, какие я хочу видеть.
— Олег, — плачу я, — Олег…
— Ты… ты действительно видела меня таким?.. — волнуясь, спрашивает Олег.
— Да нет, да нет же… я не могу объяснить… ты был не прав, я хотела показать, что они живые… — бессвязно говорю я. — Но ты что-нибудь понял?
Олег неожиданно обнимает меня. На нем домотканая одежда, под рыжей рваной курткой — металл. Кольчуга. Ребята толпятся вокруг разинув рты.
— Олег…
Глаза, какие я хочу видеть. Глаза Феррары.
Артуро подходит к нам. Со стаканом воды.
— Вы будете работать со мной. Вы прекрасно работаете.
Олег благодарит.
Я беру стакан из влажных пальцев Артуро. Они чуть дрожат. Мне хочется спросить, крикнуть: «Что? Что случилось с вашей дочерью, Артуро? Что с ней?»
И я понимаю, что спрашивать нельзя.
Герман Дробиз
ЗАДАЧА
Рассказ
Ровно без пяти шесть солнце поднялось над дальними горами и осветило аккуратные квадраты города А. Лучи легли поперек широкого прямого шоссе, ведущего в город Б и обсаженного с обеих сторон тополями. Тени от тополей делили шоссе на равномерные отрезки, делая его похожим на школьную линейку. У начала шоссе, обозначая городскую черту, стояла высокая прямоугольная башня с циферблатами на всех ее сторонах. Вскоре шесть торжественных ударов проплыли над городом, и он ожил: на улицах появились участники задач, и среди них пешеход.
Он с наслаждением вдохнул свежий утренний воздух, к которому примешивалась тончайшая водяная пыль. Бассейн уже действовал. Тротуар возле него вибрировал от работавших под землей насосов. Из двух широкогорлых труб обрушивались водопады, над ними в столбах водяной пыли блуждала радуга. В середине бассейна вода закручивалась воронкой, уходя в третью трубу. Пожалуй, это была самая красивая задача в городе. Где-то кому-то предстояло решать ее с помощью довольно хитрых вычислений, пешеход же мог воочию убедиться, что уровень воды неподвижен.