Поиск

Неотвратимая ночь опустилась на землю. Из старой гари вышел сохатый. Он долго стоял, обнюхивая воздух, прислушиваясь к ночной тишине. Ничто не нарушало всеобщего покоя. Зверь перебрел трясину, ерниковую поросль, с ходу завалился в озеро, затянутое густой зеленью. Спугнутая стая уток с криком скрылась в темноте, а сохатый стал кормиться, собирая молодые побеги водяных растений. Затем опустил голову ко дну, набрал полный рот сладких корней троелиста, вылез на поверхность и, шумно стряхнув с головы воду, начал жевать. И вдруг какой-то звук заставил великана повернуться.

По кромке озера бежало охваченное паникой стадо сокжоев. Сохатый застыл. И опять шорох — пробежала рысь со своим семейством. Выше пролетел глухарь. Закричали гуси. Сохатый насторожился, еще не понимая, что случилось.

Звери и птицы устремились на север.

Сохатый поспешно переплыл озеро. Выскочил на берег. С тревогой прислушался к шорохам. На южном склоне неба погасли звезды. С юга на мари надвигалась чернота.

И вдруг завыл волк. Сотнями отголосков пробежал по равнине унылый звук, замер на высокой жалобной ноте. Сохатый, почуяв опасность, бросился вперед, но вдруг оборвал свой бег, утопив глубоко в землю все свои четыре ноги. Он мгновенно повернулся и замер, готовый к смертельной схватке.

Из темноты вынырнули три матерых волка. Но хищники с тревожной поспешностью проскользнули мимо лесного великана.

Прорвавшийся ветер глухо протрубил над равниной… Сохатый поднял тяжелую голову, затяжным глотком потянул в себя воздух — напахнуло гарью!

Через минуту, охваченный паническим страхом, он бежал на север. Рядом тяжело бежали изюбри, сокжои. И все это смешанное стадо наскочило на бивак в большом перелеске. Загремела посуда. Повалились пологи. Послышались крики. Люди повыскакивали из палаток. С марей донесся дружный перезвон колокольчиков — это бежали к стоянке олени…

Харьков выскочил на край перелеска и увидел длинные языки пламени. Огонь шел с юга. Ветер нес удушающе горький запах.

— Пожар! — крикнул Харьков, бросаясь к табуну. Люди, ошеломленные неожиданностью, были в растерянности.

— Готовьте вьюки! — скомандовал Харьков.

Лагерь мгновенно пришел в движение. Проводники ловили и подводили оленей. Борис и Абельдин накидывали на их спины вьюки. Татьяна собирала разбросанные вещи. Виктор Тимофеевич упаковывал в сумки материалы экспедиции.

Повеяло жарой. С неба, затянутого чернотою, сыпался пепел. Труднее становилось дышать.

— Вперед! Уходим! — крикнул Харьков.

Огонь дотянулся до перелеска, скользнул по вершинам деревьев, упал на землю, растекся и загудел, захлебываясь в духоте, окутывая лес тяжелым жаром. Вспыхнули палатки, пологи, пламя охватило вещи, которые люди не успели захватить с собой…

Пожар гнал людей на север.

Олени отказывались бежать. На них дико кричали, их били и подталкивали.

— У-гу-гу! Не отставать! — поминутно слышался голос Харькова.

Огонь растекался по равнине. Клубы багрового дыма заслоняли небо. Тяжелая духота накатывалась, уже и земля дышала жаром. Пламя, подхваченное ветром, огромными прыжками торопилось вперед, пожирая иссушенные травы, мхи, заглатывая тощие перелески.

Настигнутые пожаром животные метались по сторонам, обезумев от страха.

Языки высокого пламени ловили в воздухе птиц я возвращали их на землю обугленными комочками.

Люди видели — спасаясь от огня, бежала лосиха с двумя лосятами; охваченные ужасом, пронеслись сокжои; бежал медвежонок, потерявший мать; скакали ошалевшие белки… Страх перед стихией сделал всех равными — и хищников, и их жертв.

Пламя стороной обошло людей, прорвалось вперед, преградило путь. Огонь настигал. Уже дымилась одежда. На оленях тлели тюки.

Харьков решил любой ценой пробиться к озеру. Иначе — гибель. И его властные команды врезались в гул пожара.

Озеро!

Еще одно невероятное усилие, несколько рывков, и огонь отстал. Люди ввалились в воду, тушили тюки, радовались, как дети, выигравшие состязание у сверстников. Но радость была короткой.

— Таня, где мой бумажник? — спросил Борис, ощупывая пустые карманы.

— Наверное, на рояле остался.

— Брось, не до шуток сейчас…

— Братцы, пояс с ножом никто не видел? Он в спальнике был, — кричал Абельдин.

— Там и ищи!

— А спальник где?

Молчание…

Потеряли пять оленей. В огне погибла часть снаряжения.

Сквозь рассеивающийся дым скупо сочился рассвет…

Кто знает, как попал на равнину огонь… Таился ли он годами в толще торфяных пластов, под влажным растительным покровом, а после затяжной засухи вырвался наружу и окреп, или его где-то далеко зажгла молния, и пошел он на мари внезапным ураганом?…

Пожар, укатываясь на север, продолжал бушевать. Вместе с травами, с зарослями голубики, с бесценным ягелем — гибла звериная и птичья молодь. Живые мари превращались в безжизненную пустыню. На местности не осталось ни примет, ни ориентиров, а вместо густых перелесков торчали редкие обгоревшие остовы деревьев. И все было прикрыто едким дымом, сквозь который едва заметно маячил кровавый диск солнца.

Виктор Тимофеевич спросил проводника:

— Как думаешь, Топко, тут переждем пожар или пойдем куда?