Смолина быстро потеряла нить повествования, потому что его особо и не было. Появляющийся текст был очень простым, рассчитанный на детей, и Смолина вскоре перестала в него вчитываться. Какой интерес в том, чтобы вникать в диалоги школьников о том, как одна из участниц кружка испекла домашние кексы, и вот теперь они уже несколько минут обсуждают вкусно или нет?
— Пойду налью чаю, — бросила Анна Свете, которая внимательно следила за экраном. — Будешь?
— Угу.
Смолина размяла затекшие от долгого сидения ноги. К долгим поискам без сна им обеим не привыкать, но если Света постоянно работала в штабе, то Анна чувствовала себя непривычно. Ее организм был готов к ночному холодному лесу или промерзшему полю — там в кровь выбрасывался адреналин, там она была в движении и главное — там она знала, что делать. Но не здесь.
Анна прошла на кухню и поставила на плиту чайник. Сходила покурить на балкон, затем заварила черный чай по кружкам, и принесла к компьютеру — а там ничего не изменилось. Все те же разговоры школьников про кексы на голубом фоне под милую музыку. Смолина почувствовала, как ее клонит в сон. Когда она высыпалась последний раз?
Присутствие Светы создавало в квартире уют. За окном застыла холодный осенний день, плавно перетекающий в ночь, а в комнате было тепло. Приглушенно горел ночник, силуэт Светы, погруженной в чтение, подчеркивал свет монитора. Было тихо, только иногда клацала мышка. Анна поудобнее устроилась на диване и подтянула мягкую подушку, обняв ее. Как бы ей хотелось вот так прижать Лену! А другой рукой — того, который всегда будет рядом… Она прикрыла глаза, и перед глазами замелькали воспоминания — вот они с Леной наряжают елку… Смолина видит шрамы и кричит… разлетающиеся вовсе не праздничными брызгами осколки хрустального шара… но они не падают на пол, они кружат вокруг Анны, подхватывая ее, кружа в бешеном вихре. Они ранят ее тело, впиваясь в лицо и руки, и там, где они касаются кожи, вместо крови появляются уже зажившие длинные шрамы, затянутые тонкой белесой кожей. Смолина закрывает лицо руками, и вихрь исчезает. Но теперь она чувствует смертельный холод. По коже пробегают мурашки, холодный воздух просачивается под кожу, заставляя сердце леденеть. Анна слышит шум дождя. Смолина открывает глаза, но даже еще не открыв знает, что она увидит. Ночной лес и продолговатый полиэтиленовый сверток в сплетении корней ели.
Чьи-то теплые руки укрывают ее пледом. Дождь исчезает вместе с осенним лесом, и Анна, наконец, проваливается в пустую черноту сна.
Руна 12
Парижское метро ей не понравилось. Узкие проходы, давящие своды, плохое освещение. Среди исписанных граффити стен сновали жеманные француженки в изящных шляпках и чванливые мужчины в костюмах. Они ходили с высоко задранными носами, как будто не замечая грязь под ногами. Но Вера знала: сколько не делай вид, что проблемы не существует, она все равно даст о себе знать. Час расплаты близился. Просто пока еще люди этого не понимают. Другое дело что когда поймут — будет поздно.
Впрочем, все это не особо волновало Веру. Она приехала сюда не за красивыми видами, и не за тем, чтобы осуждать. Ее миссия выше мирской суеты.
Вера пешком прошла по улице Ришелье, игнорируя назойливых таксистов, и остановилась перед входом в старинное здание. Она поднялась по каменной лестнице и вошла внутрь. На входе ей сдержанно улыбнулся изысканно одетый француз.
— Добро пожаловать в кабинет медалей и манускриптов! Меня зовут Пьер, а как ваше имя, мадам?
— Вера.
— О, Вероника! У нас, французов, тоже есть такое имя, очень красивое! Оно означает истинную веру, служение Богу. Вы верите в Бога, мадам?
Пьер обожал туристов. И по первому же взгляду он сразу определил, что Вероника — турист. Несмотря на скромную должность — а в его обязанности входила встреча гостей библиотеки и выдача книг — Пьер очень гордился ей. Почти интимная близость с чем-то таким глубоко древним и духовным, как старинные книги и фолианты, придавала жизни потаенный смысл. А еще Пьер мнил себя великим детективом, отлично сведущим в людской натуре — он мог за пару минут разговорить немого и узнать о нем все, вплоть до клички кошки его давно почившей прабабушки.
Пьер вслед за Верой окинул взглядом стены, заставленные книгами, которые уходили под потолок, откуда из круглых окон лился приглушенный свет.