Если вы выросли в семье вегетарианцев, то, как только вы видите невегетарианскую пищу, внутренний голос говорит: «Не ешь - это грех!» Но если вы выросли в семье невегетарианцев — никаких проблем. Тогда вы просто не можете поверить, что есть люди, кому внутренний голос говорит: «Не ешь!» Всё зависит от того, что вам внушили.
Это не внутренний голос. Это просто совесть общества. Обществу пришлось создать в вас внутренние разграничения, потому что внешних разграничений оказалось недостаточно. Есть полиция, но этого недостаточно — полицию можно перехитрить. Есть суд, но этого недостаточно, потому что вы можете быть более хитрыми, чем суд. Внешние разграничения недостаточны, нужны некоторые внутренние. Поэтому общество учит вас, что красть — плохо; это - хорошо, а то — плохо. Оно постоянно учит, постоянно повторяет, так что входит в само ваше существо. Это становится частью вашего внутреннего мира. И когда вы хотите украсть, вдруг кто-то изнутри вас говорит: «Нет!» И вы думаете, что с вами говорил внутренний голос или Бог. Нет, ничего подобного. Это всего лишь общество говорит в вас. Тогда что же такое внутренний голос?
Вы собирались уже украсть, и вдруг вы погружаетесь в молчание, и не можете украсть. Внезапно вы останавливаетесь как вкопанный. Возникает просвет. Ваша энергия останавливается. Не то, чтобы кто-то сказал: «Не бери!» Никакого голоса — просто внутренний покой. Но этот покой заставляет вас застыть.
Случилось так, что один великий буддийский монах, мистик Нагарджуна, проходил мимо деревни. Император страны был поклонником Нагарджуны. Император подарил ему золотую чашу для подаяний, украшенную вокруг алмазами. Она была очень дорогой, а Нагарджуна был полуголым странником. Когда мимо него проходил вор, он не мог поверить своим глазам: столь драгоценная вещь, и у такого голого человека! И вор пошёл за ним.
Нагарджуна ночевал за городом в маленьком полуразрушенном монастыре. Там даже дверей не было, и вор очень обрадовался. Он сказал: «Теперь он ляжет отдыхать, или, по крайней мере, он ляжет ночью, уснёт. И я возьму её без всякого труда». И он спрятался за стеной.
Нагарджуна вышел и сказал: «Ты уж лучше войди и возьми эту чашу, чтобы я мог нормально заснуть. Всё равно ты её возьмёшь, так почему не отдать? Я думаю, что будет лучше подарить её тебе. Я бы не хотел сделать тебя вором — это подарок!»
Человек не мог поверить своим глазам; он вошёл, и наперекор самому себе склонился к ногам Нагарджуны. Нагарджуна сказал: «Теперь ты можешь идти, потому что у меня больше ничего нет. Радуйся и оставь меня в покое».
Но вор сказал: «Подожди: я бы тоже хотел быть таким же непривязанным к вещам, как и ты. Ты заставил меня почувствовать себя таким бедным. Есть ли путь, следуя по которому я тоже однажды смогу достичь такой вершины осознания?»
Нагарджуна ответил: «Да, есть такой путь».
Вор сказал: «Но одно я хочу тебе сразу сказать: не говори, что я должен прекратить воровать. Потому что куда бы я ни пошёл — а я ходил ко всяким мистикам и святым, а сам я известный здесь вор, так что все они знают это — так вот, они сразу же говорят: «Сначала прекрати воровать», а этого я не могу сделать. Я пробовал, но этого я не могу, поэтому, пожалуйста, не ставь такое условие. Всё остальное, что ты ни скажешь, я выполню».
Нагарджуна сказал: «Видимо ты ещё не встречал настоящего мистика или святого. Ты, должно быть, видел только бывших воров. Иначе, почему кто-то должен беспокоиться по поводу того, что ты вор? Будь вором! — это не моё дело. Меня это не волнует. Только одна вещь есть, которую я хотел бы тебе посоветовать, это: иди и делай всё, что чувствуешь нужным, но только осознавай, будь бдительным! Не делай ничего бессознательно, механично, как робот».
Вор сказал: «На это я согласен. Я попробую».
Нагарджуна сказал: «Я подожду здесь, в этом монастыре пятнадцать дней. Затем ты можешь прийти и рассказать».
На десятый день вор прибежал, весь в испарине, и сказал: «Ты хитрый малый! Я пробовал непрерывно все десять дней. Когда я входил — и это было настоящим чудом: никогда ещё в моей жизни у меня не было такой удачи — я входил в дома, открывал их сокровищницы, и вдруг я вспоминал твои слова и начинал осознавать, и когда я осознавал, ко мне приходил такой покой, что я не мог двигаться. Мои руки не хотели двигаться! Когда я бессознателен, мои руки работают. Но ведь я тебе обещал. Я становился сознательным опять — я не мог уносить вещи с собой. Мне приходилось их оставлять. Все десять дней! Так что, пожалуйста, посоветуй мне что-нибудь ещё».
Нагарджуна сказал: «Это единственное, что я мог тебе сказать. Теперь всё зависит от твоего выбора: ты можешь не принять осознание и оставаться вором, либо ты можешь принять осознание и потерять вора в себе. Это уже зависит от тебя. Я не буду говорить тебе прекратить воровать. Продолжай воровать, если можешь делать это с осознанием. Тогда я за тебя не волнуюсь».