– Душа моя, я в этом понимаю ещё меньше тебя. Давай как-то после об этом всём подумаем?
– Тем более, мозги мы на берегу оставили, в Петрозаводске, – вступился за меня Даня.
– Тогда давайте в темпе, что ли? Мне не нравится церковь. И под землёй. И церковь под землёй тоже.
– Минус на минус не отрабатывает?
Вместо ответа Ольга двинулась к ближайшей лампаде и чиркнула зажигалкой. А я озадачился вопросом – сколько времени нужно, чтобы масло в лампаде высохло? Я помню про масла для дерева, они полимеризуются за несколько то ли суток, то ли недель. А вот это, горючее, куда более жирное? В пещере было очень сухо, даже в горле немного першило. Предположим, что воды в смеси нет от слова совсем. И что это значит? Когда крайний раз наполняли лампады? Ну, пусть месяц. Ну, два, ладно. Что здесь, что под Ладогой, что под горой... Нет, бытовых знаний решительно не хватает. Так не угадаешь, когда ждать гостей.
Между делом мы обнаружили ещё два «иконостаса» на боковых стенах. На одном прямо крупно, на половину площади, было изображение похожей церкви, куда вели под локти какого-то лохматого мужика в одной лишь набедренной повязке. По пути его встречали другие мужики в багровых балахонах и с какими-то свитками в руках. Открытые их рты явно намекали, что те пытаются то ли напутствовать оборванца, то ли молитву прочитать... Не знаю, не силён я в религиозных обрядах. Это на правом иконостасе.
Зато на левом картинка была куда как живописнее и увлекательнее. Там мужика резали. Ножами. Двумя. Хороша церковь, согласны?
Аналогичный бедолага, только без бороды, возлежал на каменном столе, точь-в-точь таком, что стоял посреди помещения. Толпа вокруг что-то голосила, сжимая в руках свитки-свёртки, а мужик в это время, распахнув одинаково широко и рот, и глаза, раскинул руки, по которым водили ножами два других типа, аналогичных гомонящей толпе. Рядом с ним на столе стояла чаша, наполненная чем-то кроваво-красным, напоминающим вино. Ещё несколько мужиков в балахонах держали над лежащим какую-то слоёную плиту.
В письмена по бокам я не вглядывался – один чёрт, ни черта не пойму. Но венчало все три «иконостаса» изображение бородатого воина с копьём и щитом, стоящего в одной и той же строгой позе по стойке «смирно». Надпись над головой гласила что-то типа «Олъг», хоть я в тот момент толком и не запомнил. И так голова кипела от увиденного.
И снова стеллажи, стеллажи, вдоль всех стен. Доверху забитые берестяными свитками, от пола и чуть ли не до потолка. Дааа, ребята-устроители, вам бы сюда того МЧС-ника, что давеча ко мне на работу протокол принёс – деревянная церковь, источники открытого огня, берестяные же свитки в большом количестве. Осталось только угольную или древесную пыль добавить, и всё, никто не уйдёт обиженным.
Мы добавили к зажжённым лампадам наши фонари, дав максимум света на «иконостасы». Я быстро отснял все три и отправил Москалёву, благо связь всё ещё чудесным образом работала аж в «четыре жэ».
Для очистки совести мы наугад выдернули несколько свитков со стеллажа. Даня попытался было их развернуть, но береста лишь крошилась под пальцами, не оставляя возможности прочитать ни единой буквы из написанного там, настолько всё обветшало.
Огонь в лампадах то и дело колыхался, бросая причудливые тени по стенам. Мы еще несколько минут потолкались внутри, я сделал снимки рисунков на столе посреди церквушки. Даня упорно портил свиток за свитком, а Ольга всё пыталась понять значение изображений на «иконостасах», буквально ногтями пробуя их на прочность. Зачем-то. Надо – значит, надо, я не мешал женской логике, ибо пытаться понять то, что находится за верхним пределом нашего интеллекта невозможно, сколько ты не бейся. Вот и нечего время тратить на заведомо непостижимое.
Телефон молчал, умных мыслей ни у кого так и не возникло, а время уходило. Значит, что? Правильно, пора двигаться дальше. Москалёв тоже молчит, получается, ищем ещё подсказки. Или направления. В общем, ищем Китеж.
Я вполголоса позвал Даню и Ольгу. Даня кивнул, а Ольга просто начала задувать лампады возле своей стены. Я сделал шаг вправо к ближайшему для себя светильнику, тоже намереваясь задуть огонь, как внезапно дверь в церковь заскрипела, открываясь. Из проёма в нас ударили лучи, по меньшей мере, полудюжины фонарей, и мы замерли в тех же позах, что приняли за мгновение до этого. Откуда-то из-за пучков света чётко, чуть ли не литературно, ударило басом в контраст тишине:
– Спокойно, не двигаться. Вячеслав, я полагаю? Добрый вечер! Бирюков Андрей, приятно познакомиться.
Вячеслав Седов. 29 июля, ночь. Кижи