Они пошли в кафетерий. День был воскресный, на всей территории стояла тишина. Погода улучшилась. Не потеплело, но появилось солнце. Ричер на минуту понадеялся, что это предвещает ему удачный день. Он ошибся и понял это, как только увидел Блейка, сидевшего в одиночестве за столиком у окна. Перед ним была беспорядочно навалена груда воскресных газет, причем сверху лежала «Нью-Йорк таймс». Значит, в Нью-Йорке ничего не произошло, что означало — его план еще не успел сработать.
Харпер и Ричер сели напротив Блейка. Тот выглядел старым и очень утомленным, но Ричер и не подумал его пожалеть.
— Сегодня отрабатываете досье, — распорядился Блейк.
— Как скажете, — согласился Ричер.
— Они дополнены материалами по Лоррейн Стенли. Выводами поделитесь с нами завтра за утренней трапезой. Ясно?
— Как день, — ответил Ричер.
— Есть какие-нибудь предварительные выводы, о которых мне следует знать?
— Дайте мне прочитать досье.
— Но скоро нам придется предъявить первые результаты.
— Намек понял, — пробормотал Ричер.
После завтрака Харпер отвела его в тихую комнату, уставленную столами из светлого дуба и удобными кожаными креслами. На одном из столов лежала стопа папок высотой сантиметров тридцать.
Стопа состояла из трех связок, перехваченных толстой резиновой лентой. Эми Каллен, Кэролайн Кук, Лоррейн Стенли. Три жертвы, три связки. Он сверился с часами: двадцать пять минут одиннадцатого. Поздновато.
— Вы пытались связаться с Джоди? — спросила Харпер.
— Не имело смысла. Ее там явно нет.
— Переживаете?
— Я не умею переживать из-за того, чего не могу изменить.
Наступило молчание. Ричер взял досье Каллен, стянул резинку и открыл папку. Харпер сняла куртку и села напротив. Солнце било ей в спину, просвечивая блузку насквозь.
— За работу, Ричер, — сказала она.