Поиски

Почти с первых же шагов заветная проблема предстала передо мной в совершенно ином свете. Все мои прежние попытки были нелепы, думал я; а что если я отброшу их и попробую принципиально новый вариант? Вариант этот, правда, казался маловероятным, но все остальные вообще никуда не годились. В этом новом варианте структура молекулы абсолютно не походила ни на что, способное прийти в голову, но она должна быть правильной, поскольку более вероятные варианты структуры не увязывались ни с какими полученными мною данными. Вскоре я начал строить модели структуры из маленьких шариков пластилина, изображавших атомы, и стальной проволоки. Для сравнения я воспроизвел старые варианты, затем сконструировал новый, который выглядел весьма странно и был совершенно непохож ни на одну структуру, виденную мной. И тем не менее я испытывал огромное волнение. «Эта модель правильная, — твердил я себе. — Это то, что нужно».

И вот почему я так думал. Я припомнил некоторые расчеты кривых рассеяния для разных моделей. Ни один результат даже отдаленно не напоминал истину. И я чувствовал, что новая структура должна дать гораздо более удовлетворительные результаты. Я поспешно принялся за расчеты. Это была долгая, утомительная и сложная счетная работа, но я хотел быстрее проделать ее, ошибался из-за своего нетерпения и вынужден был возвращаться назад. Я был поражен, когда получил ответ: новая модель не давала полного совпадения, но была ближе к нужному результату, чем все остальные. Насколько я сейчас помню, искомый результат по одному из параметров составлял 1,32, три мои предыдущие модели давали 1,1; 1,65 и 1,7, новая же модель дала результат 1,4. «Наконец-то я на верном пути, — думал я, — это смелая попытка, но наконец-то я на верном пути».

В течение двух недель я тщательнейшим образом анализировал данные всех опытов с того момента, когда я впервые взялся за решение этой задачи. Это было огромное количество таблиц с цифрами и папка с рентгеновскими снимками (в моей новой установке в Кембридже я использовал фотографическую регистрацию); я так часто просматривал их, что знал почти наизусть. И все-таки я начал изучать их заново, более тщательно, чем раньше, стараясь проанализировать их в свете новой структуры. «Если она правильна, — думал я, — то цифры должны достичь максимума и потом резко упасть вниз». Так и было, хотя максимум был не такой четкий, каким должен был быть. И так я проверил все свои опыты, представлявшие более чем годичный труд, и убедился, что все они подтверждают новый вариант структуры с небольшим отклонением, которое кое-где оказывалось чуть больше, кое-где чуть меньше. Стало совершенно ясно, какие уточнения нужно сделать, я должен был слегка видоизменить модель, но я был уверен, что стою на верном пути. В тот день, когда я шел домой обедать, во мне все пело от радости, мне так хотелось поделиться с кем-нибудь своей новостью, я помахал рукой проезжавшему мимо на велосипеде человеку, с которым едва был знаком; мне вдруг захотелось послать Одри телеграмму, но потом я решил лучше съездить к ней на следующий день; Королевский проспект казался мне на редкость приятной улицей, и молодые люди, шумевшие на другой стороне проспекта, — замечательными молодыми людьми. Я быстро поел, мне так хотелось насладиться своим счастьем, но вместо того я поспешил обратно в лабораторию, чтобы закончить работу, как говорится, ликвидировать все хвосты и уж после этого как следует отдохнуть. У меня было ощущение, что пройден серьезный этап.

Нужно было еще проверить четыре снимка. Они были сняты в начале недели, и я уже однажды просматривал их. Теперь надо было сделать тщательные измерения, занести данные в журнал, и работа была бы закончена. Я взял первый снимок, все было так, как я и ожидал. Догадка подтвердилась даже убедительнее, чем в более ранних опытах. Затем я просмотрел второй снимок и закурил сигарету. Потом третий. Я внимательно рассматривал черные точки. Все шло хорошо, и вдруг — у меня екнуло сердце — я заметил позади каждой отчетливой черной точки расплывчатое пятнышко. Почва ушла у меня из-под ног: ошибка, катастрофическая ошибка! Я лихорадочно искал другое объяснение — может быть, не тот снимок, может быть, случайность, но снимок смеялся мне в лицо, пленка была та самая, это был единственный опыт, где я добился почти идеальных условий. Можно ли было объяснить это как-нибудь иначе? Я уставился на цифры, на листы с результатами, которые я втиснул в свою схему. Щеки у меня пылали, я пытался примирить этот снимок с моей моделью. Одно невероятное предположение, другое невероятное предположение, возможность ошибки в постановке опыта… Я жадно искал ответа, утратив всякую способность критически мыслить. Все было напрасно. Я был неправ, безнадежно неправ. Придется все начать сначала.