Поиски

Дверь распахнулась, и входящий Эдингер едва успел подхватить падающего на него Мишеля и прижать его к себе, но тот зло пнул дракона, а потом начал вырываться, крича, чтобы он убрал свои руки. Дракон и не думал, что в щуплом мальчишке может быть столько силы и сделал самое умное, что можно было сделать в данный момент: выпустил его и отступил к двери, которую за его спиной аккуратно закрыл стражник. Мишель тяжело дышал и не сводил с Повелителя злых глаз. Наступила пауза.

— Кто научил тебя так драться? — как ни в чем не бывало поинтересовался советник, с любопытством глядя на него.

— Не твое дело, — огрызнулся Мишель, не оборачиваясь.

У Таамира удивленно взлетели брови. Обычно вежливый и выдержанный, сегодня его маленький друг не был похож на себя.

— Мишель Ксавье, — строго сказал он, — если ты считаешь себя мужчиной, то, может быть, ты введешь нас в курс дела? По-мужски. Коротко. Ясно. Четко. Или это тебе в данный момент не доступно?

Дракон развернулся и направился к письменному столу, сердито повернул стул, сел на него и кивком головы указал на соседний. Мишель не двинулся с места. Тогда дракон развел в стороны руки, как бы говоря: «В чем дело? Я жду». Мальчишка шмыгнул носом и нехотя подошел, но садиться не стал, вцепившись в спинку.

— Так в чем же дело? — спросил дракон, не дождавшись начала.

— У тебя был гарем. Из мальчиков, — глядя прямо ему в глаза, утвердительно произнес Мишель.

— Да, был, — подтвердил Таамир, — И что?

— И что?! — ожесточенно переспросил Мишель, — И что? Ты говоришь это так просто! И что?

— Да, говорю, так просто. Был. Больше его нет. Что тебя здесь не устраивает? Надо было их оставить? — Таамир старался не заводиться, не понимая гнева мальчика.

— И где они теперь? На какой помойке? — выкрикнул ему в лицо Мишель.

Эдингер фыркнул. Таамир с досадой посмотрел на него и мотнул головой, показывая другу, чтобы он вышел.

— Троих я подарил, все равно они больше не были ни на что способны, кроме как ублажать, — дождавшись, когда закроется дверь, ответил Таамир, — Остальные проходят обучение, чтобы стать оруженосцами, — глядя в глаза Мишелю, правдиво ответил дракон, — Они сами так захотели. А что бы ты сделал на моем месте?

Мишель нахмурил брови, пытаясь понять, правду говорит дракон или нет.

— Можешь спросить у Эдингера. Если не поверишь ему, у начальника стражи графа Лангера. Все одинаково лгать не смогут. Ты это знаешь.

Мишель опустил глаза, упрямо сжал губы и отрицательно покачал головой.

— Он говорил правду, — он снова посмотрел на дракона, — Он говорил, что, когда мы тебе надоедаем, ты избавляешься от нас и тебе все равно, что с нами будет. Рудники, улица, публичный дом.

— Ты — не все, — жестко сказал дракон, — Это раз. Второе, мы все меняемся. Третье, я никого на рудники не отправлял. На улицу тоже. Мишель, — дракон помолчал, успокаиваясь и собираясь с мыслями, потер переносицу, — ты видел меня раньше, видел потом. Разного, — он вздохнул, — Что-то изменилось, понимаешь, малыш? Я не знаю, как объяснить. Но, когда… ты появился… я не смог жить, как прежде.

Это было тяжело, говорить вот так откровенно, ломая себя давнишнего, признавать свои ошибки и грехи. Слова стали похожи на неподъемные мельничьи жернова, не сдвинуть с места, но надо. И дракон, пересиливая желание отговориться ничего не значащими фразами, посмотрел мальчику в глаза:

— Я боюсь тебя потерять, как когда-то потерял Сантилли. Пожалуйста, постарайся понять и простить. Дай мне шанс.

Кто бы сказал ему, что когда-нибудь он будет просить прощения у четырнадцатилетнего мальчишки, боясь потерять его доверие и дружбу. Что он будет дорожить этим, как ничем другим. Что он почувствует, как растет где-то в глубине груди боль, которая будет давить его своим грузом, не давая дышать. Дракон бы посмеялся над ним в лучшем случае или убил, не задумываясь, и забыл бы об этом незначительном эпизоде. Но теперь…. Что изменилось в мире, когда пришел этот мальчик? Что случилось с самим Таамиром, что сейчас он смотрит в эти серые глаза и страшится их равнодушия и презрения? Когда это произошло? Почему он ничего не увидел? Или все совершалось незаметно, день за днем, а он это понял только сейчас? Что сделал с ним человеческий ребенок? Почему сейчас так больно?

Мишель серьезно, по-взрослому глядел на дракона и молчал. Думал, взвешивал все за и против, принимал решение, от которого многое зависело в его жизни и жизни дракона.

Таамир терпеливо, с какой-то горечью ждал и слушал, как пересвистываются птицы в дворцовом саду. Он и не знал, что они живут здесь. Он многого не знал. Многое не замечал, проходя мимо, занятый своими делами и мыслями.

— Птицы, — медленно произнес он, глядя в окно.

— Что, птицы? — не понял Мишель, хмуря брови.

— Поют, — дракон невесело усмехнулся.

Мишель потоптался на месте, потом подошел к нему. Таамир притянул его к себе, усадил на колени и взлохматил пыльные волосы.

— Где ты научился драться? — тихо спросил он.

— Слуги не любили меня и часто били. Конюх научил давать сдачи, — объяснил Мишель, — Я носил ему выпивку, а он меня учил.

Дракон улыбнулся: