Поиски Афродиты

На рынке-то оказался я не случайно: незадолго перед тем с Гаврилычем ездили «на запретку» – большое водохранилище, откуда брали воду в московский водопровод и куда поэтому милиция не пускала. Но Гаврилыч знал, как выйти в потаенный заливчик из леса… Там я и наловил аж пять килограммов отборного окуня, а потом на рынке и продал – все ж деньги. А потом еще раз ездили с Гаврилычем и – опять больше пяти килограммов…

– Погоди, пойду дак весы сдам, постой тут с вещами, – сказал мой новый знакомый. – Я быстро.

Лихо сграбастал весы, пошел, слегка качаясь, но основательно, широко ставя ноги в разношенных резиновых сапогах, а я стоял и ждал. Вернулся он скоро, широко улыбаясь, утирая опять рукавом толстые губы.

– Приедешь? – спросил уже совсем по-дружески, добро заглядывая мне в глаза. – Приезжай, сынка, вместе дак ловить пойдем. А хошь сейчас со мной к сестре поедем, хошь? Я у сестры тут до завтра. Такси возьмем и до сестры доедем, а?

Выпивши был он крепко, и я решил его проводить. Сели в такси, он объяснил таксисту довольно толково, куда ехать, приехали, поднялись на этаж в квартиру.

Сестра, строгая на вид женщина, встретила нас неприветливо – «Все ж таки нализался дак!» – но разглядев, что я трезвый и поняв, что провожаю его, чуть смягчилась. Поблагодарила даже и сказала, что да, адрес действительно такой: станция Кобостово, деревня Малое-Семино, 15 километров от станции пешком или на попутной подводе. Да, он действительно все сам наловил на блесну. «Но только вот беда: деньги не на пользу идут, сами видите, слабоват он по этой части…» А он тем временем разделся, ушел в другую комнату и, очевидно, тотчас забыв про меня, завалился спать.

Я оставил свой телефон, просил сестру передать ему, чтоб позвонил. Он и позвонил на другой день утром.

– Дак приезжай обязательно! Хоть завтра, хоть когда. Самое время сейчас – окунь идет, жор у него самый-самый. Станция Кобостово, как сказал, там найдешь, не ошибешься дак – Малое-Семино. Козырев я, Алексей Палыч, так и спросишь. Приезжай, не думай! Приедешь? Писем никаких не надо, так приезжай. Приедешь?

Возвращение

Неспешное, медленное, ночное движение поезда. Покачивается, поскрипывает вагон, постукивают колеса на стыках. Еду! Еду неизвестно куда, до незнакомой станции с непривычным названием Кобостово (что это может означать?). И – абсолютно свободен. Счастлив! Джек Лондон, дорогой Джек, друг мой далекий, я еду за «мясом», как ты говорил, – мясом жизни, ее вином ароматным, и да поможет мне Бог… Еду к вам, деревья, солнце, снег, рыбы, люди нормальные, деревенские! И ничего не боюсь.

Кроме армии, правда. Но это – осенью. Пока, думаю, никто не тронет, а там придумаем что-нибудь. Пока лучше не думать, пока я счастлив, а там – что будет…

Ушел я из университета – свершилось! – отчислили с третьего курса «по семейным обстоятельствам», потому что экзамены не сдавал. Но на всякий случай осталась возможность восстановиться, если что (армия!…) – и если принесу «положительные характеристики с места работы». Пока же свободен – свободен! – и не нужно трястись от страха перед Верой Ивановной, сдавать зачеты, ловчить на экзаменах, унижаться перед старостой группы, чтобы не отмечал отсутствие, зевать на лекциях, делать умный вид на практических занятиях, молить Бога, чтобы не вызывали на семинарах, чувствовать себя ничтожеством и мучиться вопросом: как же все-таки поступить? А все эти ленки-миры-тамары – катитесь к черту со своими задвигами!!

И вот лежу я на верхней полке, радуюсь, наслаждаюсь счастьем, а поезд едет себе и едет.

Да, это было для меня, как бунт, как революция. Как прыжок с вышки. Двадцать один год от роду – и что же? Студент МГУ. А толку? Железные рельсы блестят зловеще, уходят в даль – мглистую, мрачную даль. Жить, как все? Так же лгать, подчиняться тупому начальству, делать не то, чего хочет душа, а то, что почему-то кому-то надо? Смиряться с тупостью этих дур, которые тянут в загс и кроме инстинктов самок не имеют ничего за душой? Которые тело свое, это данное Природой сокровище, воспринимают лишь как товар, который хочется подороже продать? Копошиться в навозной куче, словно червяк, а не свободное существо, имеющее столько возможностей…

Нет, хватит. Лучше погибнуть в полете, чем заживо гнить!

Конечно, я еще не умел летать. Конечно, я понятия не имел, как жить честно, весело, правильно.

Но точно знал уже, что не так. Не так, как все они. Которые без конца учат.