– Уж не знаю, что вы, мистер, за невнятицу несете, – невозмутимо заметил охранник, – но незнание закона не освобождает. Вот. Не говорите на всеобщем – дадим переводчика.
– Не уводите нашу Госпожу! – пискнул какой-то из докучливых недомерков.
– Малыш, – ответил охранник, – этот парень уж точно ничья не госпожа. А теперь – марш на урок! Я его отведу прямо к мистеру Ли.
Самая рослая девочка неохотно кивнула.
– Я вижу… это не Акорна. – Одним резким взглядом она пресекла все протесты остальных. – Я знаю Госпожу, она такая, как он… но другая. Мистер Ли поймет, что делать.
Охранник потащил Таринье прочь, прежде чем дети опять подняли вой.
– Какой… васш… са-акон… я нарушил… таким… видом?
Юноше приходилось сосредотачиваться, чтобы выдавливать из себя слова. Этот «всеобщий» был резким, уродливым наречием…
Охранник уставился Таринье в грудь… то есть туда, где находились бы глаза, будь юноша одного роста с безрогим недомерком. Значит, внушение все же действовало! Варвар определенно не видел во внешности Таринье ничего особенного… но что же тогда его встревожило?
– Мистер, – прошипел охранник, – ваши красивые глаза и фигура меня не трогают, и тех детишек – тоже. Но раз уж вы болтаете на всеобщем, то могли бы сообразить, что не стоит болтать своими причиндалами в общественном месте. Особенно при детях, – добавил он. – Мистер Ли – он таких очень не любит. Да и кто ему судья, ежели вспомнить, что эти малыши пережили? Я бы таких, как ты, высылал без скафандра своим ходом!
Гнев подхлестнул воображение охранника, и из обычного мерного «бу-бу-бу» его мыслей на Таринье выплеснулся ужасающе ясный образ высокого, красивого, светловолосого двуногого, с непристойными предложениями подступающего к кучке плачущих детей. За этим образом последовали ассоциации столь омерзительные, что юноша поспешно закрыл свои мысли от поступающих сигналов. Он был так потрясен, что даже не попытался стереть память охранника и скрыться.
«Таринье, ты недоумок! У этих существ, наверное, табу на наготу!»
«Никто мне не
«Я же знала, что вначале надо подробней изучить их культуру».
– Тебе еще повезло, что мистер Гилоглы приказал тебя прямо в апартаменты Дельзаки Ли доставить, – сообщил охранник, подталкивая Таринье по коридорчику, ведущему в просторную комнату, чьи стены покрывал алый с золотыми узорами шелк. – Тебя бы и линчевать могли за такие делишки.
Он кивнул молодому варвару за резной деревянной конторкой, и перед Таринье распахнулась, точно зрачок глаза линьяри, овальная дверь.
– Отлично, Барнс. Теперь можешь возвращаться на пост, – проговорило хрупкое, темноволосое двуногое, напряженно поджидавшее гостя на пороге следующей комнаты, еще более просторной и обставленной мягкими диванами и низенькими столиками.
Пригнувшись, Таринье шагнул в овальную дверь и с удвоенной силой попытался внушить двуногому, что «Ты не видишь ничего необычного. Тебе очень скучно. Ты хочешь, чтобы я ушел».
Темноволосое двуногое пошатнулось, прижав ладонь ко лбу. При движении ткань рубахи натянулась, и Таринье смог разглядеть увеличенные молочные железы, присущие тому же полу, к какому принадлежала Кхаринья, но куда менее выдающиеся. Может быть, это недоразвитая особь того же вида… нимфа?
– Не знаю, что на меня нашло, – пробормотала самка. – Мне показалось… но я же видела…
Она скользнула взглядом по стоящему в дверях Таринье, явно не замечая его – сознание услужливо заменяло образ линьяри на что-то, вполне обычное.
– Простите… Мы с вами знакомы?
– Джудит, что с тобой? – В дверях соседней комнаты встало еще одно двуногое, крупное, с рыжей шерстью и необыкновенно густой порослью на лице. – Акорна, какого черта ты…
Самец замер, и по лицу его расползлось то же ошеломленной выражение.
– Погодите. Мне казалось…
Он отступил через порог, глянул на что-то в соседней комнаты, потом снова перевел взгляд на Таринье.
– Не понимаю! – воскликнул он, потирая глаза. – На экране… но вы не…
Зашипело какое-то устройство; рыжий самец отступил, пропуская в комнату дряхлое двуногое, восседающее на антигравитационном устройстве. Образ этого существа оказался очень четким: ломкая, сухая, точно бумага, морщинистая кожа, натянутая на иссохший костяк, блестящие черные глаза и проницательный ум.
«Подозреваю, дело в телепатическом подавлении», отчетливо промыслил старик.
Таринье облегченно вздохнул.
«Так ваш народ все же умеет слушать не только ушами, но и сердцем?»
«Среди моих соплеменников этот талант малоизучен, но возможность его существования обсуждалась давно. Один наш мудрец сказал как-то, что, когда отброшено невозможное, истиной является оставшееся, даже если оно кажется невероятным».
Таринье отбросил спавший на глаза локон. Если это древнее существо впервые сталкивается с мысленной речью, то почему так спокойно воспринимает происходящее? И как ему удалось так быстро догадаться обо всем?
«Вы, молодые, так легко возбуждаетесь».
В суховатом мысленном голосе старика Таринье почудилось веселье.