Поодаль от Андрея в магазине стоял, облокотившись на прилавок, высокий мужчина. Он курил сигару и
внимательно рассматривал Таню с ног до головы. Девушка немного сощуренными глазами презрительно
глянула на него и отвернулась. Привычным движением она поправила прическу.
— Мне нужно часового мастера, — сказала Таня, положив на стекло прилавка руки, обтянутые тонкими
дымчатыми перчатками с расстегнутыми кнопками. В руках она держала такую же дымчатую сумочку.
Андрей не спеша повернулся и, не вынимая, лупы из левого глаза, спокойно, как очередного посетителя,
спросил:
— Что вам угодно?
— Я хотела бы отдать часы в ремонт.
И она стала снимать с руки свои часики.
— Одну минуточку. Подождите, пожалуйста, сейчас отпущу пана и посмотрим ваши часы. — Он снова
склонил голову над верстаком.
Таня следила за каждым движением его правой руки, всматриваясь в его лицо, и ей хотелось сжать в
своих руках голову этого самого близкого ей тут, в немецком тылу, человека, погладить волосы, прижаться к
ним щекой. Как рада, что с ним ничего не случилось.
Андрей щелкнул крышкой часов, приложил их к уху, наклонил голову вправо, потом влево —
прислушался.
— Ну вот. Извольте, теперь пойдут. Если закапризничают, прошу заходить, еще посмотрим.
— Сколько с меня следует?
— Пять марок или пятьдесят рублей. Деньги одинаковые.
Мужчина достал бумажник, бросил на стекло прилавка марки, положил бумажник в карман, еще раз
осмотрел Таню снизу вверх и вышел из магазина.
Андрей покосился на окно, вынул лупу — с лица его мгновенно слетело выражение безразличия. Глаза
Андрея засветились радостью. Он протянул руки, хотел что-то сказать, но дверь открылась, вошел немецкий
унтер с солдатом. Андрей раскланялся с немцами.
— Давайте посмотрим, что можно с ними сделать, — сказал он, принимая маленькие часики от Тани.
Немцы подошли к витрине и начали рассматривать ее.
Андрей открыл крышку часов, опять вставил лупу в глаз, посмотрел в механизм, приложил часы к уху,
покачал.
— Сломалась ось маятника. Если хотите — оставьте. Завтра будут готовы.
— Хорошо. Я оставлю.
Немцы присматривались к девушке. Унтер отпустил похабную шутку по ее адресу. Солдат захохотал.
Андрей сделал вид, что не понял. Таня зло глянула на унтера и резко оборвала его на чистом немецком языке:
— Прикуси язык, болван!
Немцы опешили. Таня, не взглянув на Андрея, вышла из мастерской. Солдаты посмотрели вслед
девушке, потом друг на друга.
— Чем могу служить, господа? — спросил Андрей.
Немцы помялись, потом, наконец, поняли, что часовой мастер обращается к ним, и стали изъясняться,
перемешивая польские, украинские и русские слова. Андрей разводил руками и любезно произносил одно
слово:
— Гут, гут, гут.
Унтер выволок из кармана связку ручных и карманных часов.
— Марка, марка, — твердил он.
— Гут, гут, гут, — отвечал Андрей, принимая и осматривая часы…
Вечером Андрей и хозяйка дома Анна Константиновна сидели за столом, пили чай. Керосиновая лампа
тускло освещала белую скатерть и маленький самовар, бросала несмелые лучи на седую голову женщины. От
этого неяркого света морщинки, разбежавшиеся веером вокруг глаз, казались глубже.
Андрей смотрел на Анну Константиновну и вспоминал мать.
Любимая, добрая мама с ласковыми серыми глазами и такими же
седыми висками! Как редко в последние годы он виделся с ней! В
тот памятный день 1933 года, когда он, радостный, возбужденный,
примчался домой с дипломом инженера-механика, мать грустно
сказала:
— Ну вот, Андрюшенька, и уходишь ты от нас.
— Куда же я ухожу, мама? — засмеялся Андрей, не понимая
ее состояния. — Путевка — в Комсомольск-на-Амуре. Города пока
еще нет, но он будет. Далеко, говоришь? Ну, в наше время расстоя-
ния уж не расстояния. На самолете — долго ли? Сутки — и там, на
Амуре. Еще сутки — и дома.
Он обнял мать, отца — старого ленинградского часовщика,
расцеловал. Отец как будто развеселился, а мать была все такой же
грустной.
И правда, как он редко виделся с ними после этого. Приехал
он на Амур в самое “штурмовое” время. Города действительно это-
го не было. Стояли палатки, шалаши, землянки разные, по величине
— и на пятьдесят человек, и одиночные, вроде норы. Молодежь
вела борьбу с тайгой, с болотами. Народ прибывал большими пар-
тиями с каждым пароходом. Приближалась осень, за нею — холод-
ная зима, а жить негде. Поэтому главной задачей было — построить
как можно больше бараков и жилых домов. Работали день и ночь.
Андрей с жаром включился в дело. Забыв про диплом, он был
землекопом, потом плотником, делал ту работу, которая казалась на-
иболее важной для нарождающегося города.
Зимой он занялся изобретением простейших механизмов для облегчения труда строителей. А время
летело.
Потом стали строить завод. Тут уже нашлась Андрею работа по специальности. Ему не хватало дней, он
прихватывал и ночи, иногда и ночевал на заводе.
Прошел год, прошел другой. Поездку в отпуск, в Ленинград, он все откладывал.