Таня была обрадована этой новостью и в то же время задумалась над словами майора, пытаясь разгадать,
что это: провокация или откровенное признание гитлеровцев? Но если майор хотел спровоцировать ее на
беседу, влезть в её душу, тогда почему он так неожиданно прервал этот разговор? Девушка решила, что все это
необходимо тщательно проанализировать и хорошенько присмотреться к майору.
Таня напечатала несколько донесений, как всегда, запомнила все значительное, чтобы потом передать
Андрею.
В комнату вошел офицер и молча сел за стол.
Что-то неспокойно было на душе у Тани. Да и устала она сегодня. “Не сходить ли выпить кофе?” —
подумала Таня.
— Господин лейтенант, я еще буду работать, но сейчас хочу сбегать домой, выпить чашку кофе. Бумаги я
не убираю.
— Хорошо, фрейлен.
Таня оделась и вышла. На углу ее встретили Ксения. Она поздоровалась с ней за руку, оставив в кулаке
маленькую бумажку, и, ни слова не говоря, быстро ушла. Таня почувствовала что-то недоброе и тут же
возвратилась в штаб. Разделась, села за машинку и развернула бумажку. На ней было написано: “Наш разведчик
сообщил, что какой-то агент Н-7 собрал некоторые факты, позволяющие предполагать, что часовой мастер Ян
Новицкий является крупным разведчиком русских. Сегодня ночью… — у Тани опустились руки. Сзади
скрипнул стул. Таня оглянулась: нет, офицер сидел, продолжая писать. Таня дочитала бумажку: — …Сегодня
ночью Новицкого собираются арестовать”.
Таня смяла бумажку, затем разорвала ее на мелкие кусочки. “Что же делать?” — мучительно думала она.
Офицер взял все донесения, просмотрел и вы, шел с ними из комнаты. Возвратившись, он положил перед
Таней еще несколько бумаг.
— Это тоже надо сделать, — буркнул он.
Время шло. Приближалась полночь. Здание штаба вздрогнуло от отдаленного сильного взрыва. Таня
была в таком нервном напряжении, что этот взрыв страшно испугал ее, однако вскоре сна успокоилась.
“Объекты противника сами не взрываются, — подумала она, — значит, наши действуют”. А вслух сказала:
— Опять эти партизаны!
— Ничего, скоро мы изловим их всех, — самоуверенно ответил офицер.
Таня промолчала.
Она кончила работу в полночь. Два солдата проводили ее до дома. Остаток ночи Таня провела в тревоге.
Минутами она забывалась, но тут же вновь открывала глаза, думая все об одном и том же: что с Андреем?
Наутро Таня не встретила Ксении. Девушка с родинкой не явилась в назначенное место. Не в силах
сдержать себя, понимая, что поступает неправильно, нарушает приказ, Таня сама пошла в часовую мастерскую.
Когда она свернула на улицу Шевченко и глянула в ту сторону, где жил Андрей, то чуть не вскрикнула. На
месте, где стоял дом Анны Константиновны, лежала груда обгоревших обломков. Таня рванулась было вперед,
но удержалась и пошла спокойно. Однако, когда проходила мимо развалин, остановилась на минутку, глянула на
обуглившуюся трубу печи и дымящиеся головешки. Она не сделала бы этого, если бы знала, что за ней на-
блюдают.
17.
Вот что произошло накануне взрыва на улице Шевченко.
Поздним вечером, когда часовой мастер Ян Новицкий собирался уже закрывать мастерскую, к нему
зашел незнакомый мужчина, молча положил на витрину письмо, поклонился и так же молча удалился из
мастерской. Андрей посмотрел на письмо. На конверте было написано: “Яну Новицкому, часовых дел мастеру”.
Обратного адреса не было. “Значит, письмо мне, — подумал Андрей. — Но что это за таинственный
письмоносец?”
Он вскрыл конверт и извлек оттуда небольшой листок, на котором было напечатано по-немецки на
машинке:
“Не буду объяснять, кто я. Скажу только одно: я Ваш верный друг. И, движимый
чувством дружбы и своей обязанностью по отношению к Вам, сообщаю следующее: из
абсолютно верных источников мне известно, что Вас сегодня в 12 часов ночи арестуют.
О чем и предупреждаю Вас.
“Что это? — размышлял Андрей. — Провокация или дружеское предупреждение?” Андрей вложил
записку обратно в конверт и бросил в печь.
Раздумывая об этом письме, Андрей пробыл в мастерской до
установленного им часа, потом запер ее и ушел к себе в комнату.
Мысли о письме не оставляли его ни на минуту.
…Шел редкий снег. Снежинки то опускались, то опять мед-
ленно поднимались, как будто не хотели ложиться на землю.
Ефим Окунь любил такую погоду. В теплые зимние дни. когда
ленивым роем кружились в воздухе снежинки, у Ефима Петровича
было несколько возбужденное настроение. Ничего определенного не
было связано у него в детстве с такой погодой, однако всю жизнь, до
старости, теплые зимние дни со снежком вызывали у него воспоми-
нания о детстве. Вставал в памяти заснеженный хутор с высокими
тополями, шумная соседская детвора, вспоминалась всегда озабо-
ченная мать, живо представлялась большая печь в хате, куда Ефимка
залезал со своим братишкой и оттуда сверху подолгу смотрел, как за